Владимир Царицын - Осенний лист, или Зачем бомжу деньги

— Это тебе гостинчик к празднику.

К сожалению, посидеть и поговорить им не удалось: Мотовило торопился, он должен был отбыть в командировку в Чечню буквально через несколько часов.

— Они охренели? — возмутился Сидоров, имея в виду Мотовиловское начальство, — Перед самым Новым годом?

— Служба, — развёл руками капитан и браво добавил: — Безопасность Родины превыше всего.

Мотовило уехал и больше на даче не появлялся. Сидоров решил, что больше его не увидит. В том, что Мотовило о нём не забыл, и обязательно бы приехал, если б смог, Сидоров не сомневался, но Чечня — то место, откуда порой не возвращаются.

И всё-таки они встретились в третий раз. Года два назад.

Сидоров был на тот момент не только бомжом, но и главным среди обитателей «Искры». Его, в числе других бомжей, загребли менты и поместили в обезьянник в рамках операции «Чистота городских улиц и скверов». Какая-то шишка из Москвы приезжала с проверкой, вот они и попали под раздачу. Мотовило, проходя мимо обезьянника, сразу узнал Сидорова и дал дежурному команду выпустить бомжей на волю, взяв с них железное обещание в течение суток не вылезать из своих нор.

— А если кто нарушит это торжественное обещание, — грозно сказал он и показал всем свой убедительный кулак-аргумент, — того буду дуплить лично. И до посинения.

А потом подошёл к Сидорову, и, демонстративно пожав руку, как старому знакомому, отвёл в свой кабинет. День только начинался, и капитанская фляжка была наполнена коньяком доверху. И сигарет было, как всегда — две пачки.

— Я приезжал к тебе по весне, — сказал Мотовило, — но тебя на даче не было. Раньше приехать не смог. Ранен был, в госпитале отлёживался. А потом дела закрутили. Служба. А ты, я вижу, решил побомжевать малость?

— Релаксация.

— Ну-ну. У каждого свой срок… релаксации.

Мотовило не лез Сидорову в душу, не призывал покончить с бродяжничеством и вернуться к нормальной жизни. О Катерине разговора не заводил, и если бы Сидоров сам не спросил, то и не узнал бы, что заявление Катерина забрала, и искать Сидорова, хотя бы для того, чтобы с ним развестись, не стала. Так и осталась его женой. А с Альфредом живёт в гражданском браке, как говорят церковнослужители: во грехе живут. Да, и не смогла бы Катерина за Альфреда замуж выйти, с Сидоровым-то она в церкви венчана. А это кое-что значит.

Тем не менее, на дачу за Сидоровым в ту долгую, мучительно долгую для него зиму, она не приехала. Капитан Мотовило сообщил Катерине, что нашёл её мужа, но она не приехала. Гордая. Вычеркнула, значит, вычеркнула. И точка. А может, ей было просто наплевать на него? Но и ему, Сидорову, тоже наплевать, он тоже вычеркнул её из своей жизни.

Майор Мотовило появился в дежурке минуты через две-три и направился к Сидорову, широко и дружелюбно улыбаясь. Сидоров снял очки, сунул в карман пальто и тоже улыбнулся.

— Привет, Лёха! — пробасил Мотовило.

— Здравствуй, Гоша!

— Значит, решил вернуться? — спросил Мотовило после рукопожатия и склонил голову набок, рассматривая Сидорова в его парадном наряде.

Сидоров пожал плечами.

— Не знаю.

— Ну-ну, — Мотовило посмотрел на свои командирские часы, — в принципе, я все дела на сегодня закончил. Может, ко мне? Жена моя, Надежда свет Петровна, бросила меня. Ну, в том смысле, что к родителям в деревню Холмы уехала. На праздники, да тесть с тёщей гостинец приготовили — поросёнка закололи, сала насолили. Помощь деревни городу, так сказать. Так что, хата пустая. Посидим. Коньячку тяпнем. Или ты, Алексей, желаешь какое-нибудь питейное заведение посетить?

Сидоров отрицательно помотал головой.

— Лучше к тебе.

— Добро!

Жил майор Гоша Мотовило небогато, сразу видно — не оборотень в погонах. В двухкомнатной хрущёвке (у Сидорова была точно такая до женитьбы на Катерине) ремонт не делался давно, но в прихожей, где они сняли верхнюю одежду, и на кухне, куда Сидорова привёл Мотовило, было чисто, и во всём ощущался строгий армейский порядок, по-видимому, установленный самим Гошей и тщательно поддерживаемый его женой. Большой холодильник «Минск» был забит продуктами под завязку. Когда Мотовило открыл дверцу, Сидоров усмотрел с десяток кастрюль и кастрюлек, гирлянды сосисок, сарделек и множество банок, пакетов и свёртков.

— Любимая моя, Надежда свет Петровна, уезжая на малую родину, позаботилась о чреве мужа своего, — пояснил майор, зацепив взгляд Сидорова, — наготовила на месяц, хотя на недельку-то всего и уехала. Котлет нажарила трёхлитровую кастрюлю. Я, конечно, поесть со вкусом люблю, но тут и мне, обжоре, многовато будет. Так, что, Лёха, ты на моём горизонте вовремя обозначился, поможешь мне спасать продукты от противоестественной убыли.

— А что ты называешь противоестественной убылью? — улыбнулся Алексей.

— Пропадёт же всё, если не съесть! Употребить по назначению, то есть скушать — это естественная убыль продуктов, а вот проквасить качественную пищу и выбросить на помойку — это противоестественно и даже грешно, с моей точки зрения. Так что не будем грешить! — подвёл итог своей лекции Мотовило, достав из шкафчика над холодильником бутылку армянского коньяка и поставив на стол, — вот с этим делом продуктов много не покажется.

— И всё же мне кажется, что всё это за неделю съесть невозможно, — с сомнением в голосе сказал Сидоров. — даже вдвоём.

— А мы сильно постараемся, и всё у нас получится.

— А кем твоя жена работает? — спросил Сидоров, протискиваясь по узкому промежутку между столом и стенкой к стоящей в уголке табуретке.

Мотовило, тем временем, с сосредоточенным лицом выкладывал продукты на стол.

— А никем не работает, — отозвался он, закрыв, наконец, холодильник, и стал, кряхтя, моститься за столом, одновременно свинчивая крышку с бутылки, — домохозяйка. Она ведь на «Искре» работала до того, как все эти катаклизмы произошли. Секретаршей. Без образования, без всего. Из деревни моя Надежда приехала. Какой-то дальний родственник здесь у неё на «Искре» работал, вот и помог устроиться. По блату, так сказать. Надя потом документы в технологический подала, хотела институт закончить и инженером стать. А тут, блин, конверсия! Когда завод прикрыли и Наденька моя работы лишилась, тут и не до института стало. Или в деревню к родителям, или в городе на панель… Ну, будем!

Мотовило поднял рюмку, по ёмкости соответствующую гранёному стакану, наполненную до края. Сидоров посмотрел на свою рюмку с опаской, но жеманничать не стал. Они чокнулись и выпили. Майор громко крякнул от удовольствия.

— Закусывай, закусывай, Лёха. Не стесняйся, — потчевал он гостя, — котлеты бери, колбаску. Коньяк надо калорийной пищей заедать. Французы эти и прочие иностранцы ни хрена не понимают, лимончики там, шоколадик, писи-кола. Чушь. Котлета — это да! С котлетами коньяка много выпить можно. А французы от жадности своей придумали коньяк лимоном закусывать. О, блин! — спохватился вдруг Мотовило.