Владимир Царицын - Осенний лист, или Зачем бомжу деньги

Мараков закрывал глаза, и перед его мысленном взором возникала белоснежная красавица-яхта. Ещё чуть-чуть, и он станет владельцем этой красавицы, мечта станет явью. Каких-то сто тысяч. Один рывок, можно сказать.

Яхта приближалась, медленно подплывая к берегу, на котором стоял он. Мрак видел её крутые борта, резные балясинки леера, гюйс, развевающийся на клотике капитанского мостика…

И вдруг, в памяти прозвучали слова, сказанные Пархомом: «На то я и хозяин, чтобы о своих холопах всё знать!».

Видение враз померкло, почернело, как передержанная фотография в кювете с проявителем. Нет яхты — одна чернота.

Положив трубку, Мараков долго сидел без движения и тупо соображал: взять из холодильника очередную банку пива или перейти к более радикальному средству успокоения и приведения мыслей в порядок? Да, пожалуй, пивом не обойтись.

Мараков потянулся к бару и поставил перед собой на стол бутылку финской водки из рифлёного стекла и чайный стакан в серебряном подстаканнике. Налил водки в стакан доверху, по тоненькую золотую полоску, запрокинув голову, влил в себя тёплую прозрачную жидкость, только дважды дёрнув кадыком. Тёплая водка — именно то, что ему сейчас нужно. Холодную пьют ради удовольствия, тёплую — во всех остальных случаях. А в таких, как этот — особенно.

Водка была хорошая, из дьюти-фри.

— Сука! — вслух сказал Мрак, сплёвывая чаинку, попавшую в рот вместе с водкой, налитой в неополоснутый стакан.

Ругательство было адресовано не чаинке. Вернее, не только ей.

Янка! Предательница! Проститутка! Дура тупоголовая!

Дура! А сам-то! Сыщик называется. Так облажаться!

Машинально Мрак налил себе ещё. Выпил. Сплюнул: опять эта долбанная чаинка!..

Что же теперь будет? Янка, проститутка, оказывается, на два фронта работает. И на него, и на Пархома. Многостаночница драная! Чем же её Пархом припугнул, что она его, Мрака, своего хозяина и благодетеля, так предательски сдала? Ведь не должна была, не должна была! Ведь в кулаке держал. Крепко. Думал — хрен пикнет. Пикнула. Видать, страшней смерти Пархомова угроза.

Мараков натянул на себя шерстяной спортивный костюм, кожан, кроссовки и вышел из дома.

Город вот-вот должен начать просыпаться. Горели только окна в квартирах, где жили те, кому, не смотря на праздничный день, приходилось вставать и собираться на работу или на службу. Ну, ещё, может быть, те, у кого бессонница. Янкины окна были тёмными.

Мараков поднялся на лифте на седьмой этаж, и, остановившись возле Янкиной двери, с силой вдавил кнопку звонка. Янка открыла через пару минут, как всегда, не спросив «Кто там?». Сегодня это обстоятельство порадовало полковника, хотя обычно отчитывал любовницу за беспечность.

— Котик?

Котик с порога залепил любовнице пощёчину. Впрочем, ударил не сильно, он давно научился дозировать силушку. Да и время, в течение которого он ехал через весь город, сыграло роль. Мрак немного успокоился, а, успокоившись, сообразил, что убивать коварную предательницу именно сейчас смысла нет: вся его недвижимость в Турции записана на Янкино имя.

Прикрыв за собой дверь, поинтересовался:

— А что, кого-то другой мог прийти? Или уже здесь? А я не вовремя.

— За что, Котик? — Янка хлопала глазами.

За мгновенно проявившееся на белой холеной щёчке ярко-красное пятно она не хваталась, руки держала наготове, одну — на уровне груди, другой прикрывала живот — учёная. Янкины ненакрашенные глаза вдруг показались полковнику узкими поросячьими глазёнками, они внимательно следили за его движениями, пытались определить, когда и в какое место прилетит следующая плюха.

Мрак больше бить не стал, хмыкнул и прошёл в комнату.

— Надо же, — с наигранным удивлением сказал оттуда, — одна.

— Котик! Как ты можешь такое говорить? Да я… — Янка пыталась расцветить голос нотками возмущения, но Мрак слышал: обеспокоилась девушка, сообразила, что если он неожиданно явился к ней ни свет, ни заря, возбуждённый и злой, значит, были основания.

— Хочешь сказать, что верна мне, как собака? — усмехнулся Константин Леонтьевич, — А как же Пархом? Ему ты тоже верна?

— Какой Пархом?.. — Янка вдруг осеклась и тяжело сползла по стене на пол. Она всё поняла: — Котик…

— Нет, — жёстко оборвал её полковник, — Котика больше нет. Сейчас пока можешь называть меня по имени-отчеству, Константином Леонтьевичем, а в понедельник, с утра, я для тебя гражданин начальник. Усекла?

— Котик… — Янка разрыдалась, спрятав лицо в руках. — Я всё расскажу, Котик…

— Константин Леонтьевич, — напомнил Мараков.

— Я всё расскажу, — говорила Янка сквозь рыдания, — я всё тебе расскажу, Котик. Он страшный человек. Нет, он не человек… Я сразу хотела тебе рассказать, но боялась. Не тебя боялась, его. Ты даже представить себе не можешь, что он со мной сделал и что пообещал… если я ему про тебя рассказывать не буду. А теперь мне всё равно. Лучше в тюрьму, на зону… Нет, не пойду в тюрьму, не пойду на зону, он меня и там найдёт, и сделает, что обещал. Он или его дружки. Лучше смерть! Убей меня, Котик. Убей, пожалуйста. Мне жизни нет. А не убьёшь, сама из окна выброшусь. Правду говорю.

— Так. Стоп! Давай-ка по порядку.

Ту ночь Янка не забудет никогда. Сколько жить будет, столько и будет помнить…

Её схватили у входа в подъезд. Она возвращалась домой после вечеринки, приятно проведённой в компании двух подруг в кафе-пиццерии «Бегемот», в том кафе, что у гостиницы «Центральная» (в двух шагах от её дома) и который народ за цилиндрическую форму окрестил «Бочкой». Повод для веселья был самый уважительный: у одной из Янкиных подруг, озабоченной своим состоянием, тест на беременность оказался отрицательным. Котика не было в городе, он по делам улетел в Москву, так что расслабиться и оттянуться можно было по полной программе. Янкиных подруг сняли какие-то командированные, и они, довольные и хохочущие, ушли с ними в гостиницу продолжать расслабляться. Янка тоже могла присоединиться к подругам (парней было трое и выглядели они вполне прилично), но она, как и положено порядочной содержанке, отправилась домой.

На парковке напротив подъезда стоял джип, на который она, проходя мимо, и внимания не обратила, а у двери мерцали огоньки сигарет. Лампочка над дверью, как всегда, не горела.

Кто-то к кому-то пришёл в гости, а кода не знает, подумала она, вот и ждёт, когда придёт припозднившийся жилец и откроет дверь.

Ночные визитёры схватили её под руки, едва Янка вступила на первую ступеньку, и, пригрозив «зарэзат», если она будет «орат», затолкали в машину. Мысль об изнасиловании промелькнула у Янки в голове, но, когда джип тронулся и помчался по ночным улицам, эта мысль ушла. Если бы хотели изнасиловать, не стали бы никуда ехать, оттрахали бы прямо здесь, у подъезда, в машине. Такое в последнее время случалось часто. Кстати, ту самую подругу с отрицательным тестом, чью удачу они отмечали сегодня, на позапрошлой неделе оприходовали у двери отчего дома. И другую подругу, месяца три назад. Тоже у подъезда. И тоже чёрные были. Развелось их, черножопых, в городе! Скоро больше, чем русских, будет! И на рынке они, и везде. Эх, ведь предупреждал её Котик, чтобы поздно не шлялась!..