Инна Тронина - Миллениум

— Сегодня я слила вас всех, понятно? Всех до единого, вместе с Лукой. Недолго вам осталось, ублюдки, по земле ходить, я надеюсь. И всё-таки я решила подстраховаться. Вы мне жизнь сломали, парня моего угробили, так получайте — за всё! Жрите!

И Жанна, размахнувшись, швырнула в сгрудившихся у двери мужчин маленькую ребристую гранату, которая через секунду взорвалась. Но ещё раньше Мерейно успел метнуться обратно, на площадку, и осколки «лимонки» сразили разом Лобысевича с Гордеем. Рухнула на пол и Жанна, а за её спиной со звоном разлетелось зеркальное стекло.

В гостиную ворвался ветер, пахнущий морем, рыбой и молодым древесным соком. Шторы взметнулись почти до потолка, и с люстры посыпались на ковёр, на диван и кресла, на круглый низкий столик сверкающие, как бриллианты, подвески. Упала кадка с пальмой, и в ту же секунду заходившийся в злобном лае дог завыл — жалобно, прощально.

Мерейно, задыхаясь и матерясь, ринулся обратно, вниз по лестнице, вылетел на улицу и увидел, как со стороны Карповки заворачивает «восьмёрка» Жанниного отца. Внутри, кажется, находилась и горничная Ксения Васильевна.

Утирая со лба кровь, Лев плюхнулся рядом с водилой, который не сразу повернул ключ зажигания и от потрясения окаменел. Он настроился на иной исход дела и потому, увидев вместо трёх своих подельников и пленённой Жанны Иссуриной только одного окровавленного Косаря, лишился дара речи и способности управлять автомобилем.

Понял это и Мерейно. Он схватил Василия за шиворот, одним толчком вышвырнул его на асфальт и газанул, лишь чудом не раздавив парня насмерть, но сильно ударив его по ноге. Истошного крика он уже не услышал — «Жигули» мчались по набережной, а совсем недалеко, в гараже, Льва ждала совсем другая машина.

Мерейно думал только о том, что зря не шлёпнул Ваську, потому что Иссурина заложила всех, и его тоже. И потому-то шеф вполне может, дабы обезопасить себя, ликвидировать и Косаря, служившего ему верой и правдой. Но сейчас нужно было, несмотря ни на что, спасаться, и Мерейно не сомневался, что на сей раз ему повезёт.

Дома помогают и стены, а Лев родился в Ленинграде, и поэтому сейчас уже ничего не боялся. Уверенности Косарю придавало и то, что вышвырнутый из машины Василий Жуков ничего не знал о самом сокровенном — о гараже-тайнике.

Олег Грушин остановил свой «Форд» около общежития Московского института инженеров транспорта, о котором рассказала Артуру Тураеву покойная Жанна Иссурина. Нужно было найти Родиона Лобысевича, отца погибшего от взрыва той же гранаты Алексея. Если несчастная Жаннет не ошиблась, и Лобысевич-старший действительно проживает и работает здесь, его покажет Грушину знакомый вьетнамец по имени Нгуен, который мелькал попеременно то здесь, то на Дмитровке, где располагался похожий рынок под названием «Красная река».

Грушин за скромную плату оказал вьетнамским торговцам кое-какие услуги, заказчики остались довольны и пригласили сыщика в свободное время заезжать в гости. Так Олег и поступил сейчас, получив от Артура очередное задание.

Распустив пояс и распахнув чёрный виниловый плащ, Олег шагал по двору общежития, слушал карканье ворон на деревьях, щурился на синее высокое небо и думал о наступающей весне. А вокруг, не обращая никакого внимания на торжество пробуждающейся природы, сновали мелкие узкоглазые люди, которые, как муравьи, поднимали тяжести, намного превышающие их собственный вес.

Казалось, что все эти тюки, баулы, коробки, заклеенные скотчем, перемещаются сами. И, лишь тщательно приглядевшись, можно было заметить под ворохом товара жёлтое скуластое личико, жёсткие смоляные волосы и глаза, похожие на ягоды чёрной смородины. Кто-то из этих носильщиков мог оказаться Нгуеном, хотя, по сведениям Грушина, его знакомый чаще сидел в лавке — в тесной комнатушке этой общаги, или инспектировал другие заведения.

Нгуен лучше всех вьетнамцев говорил по-русски, и именно поэтому ему доверили тогда общаться с частным сыщиком.

— Сдолово! — услышал Грушин откуда-то снизу писклявый голосок и увидел крохотную женщину в детской курточке. — Я тебя снаю, тебя свать Олек…

— Правильно, милая! — обрадовался сыщик. — Но как звать тебя? Может, познакомимся для начала?

— Моя свать Лиен, — охотно сообщила миниатюрная женщина. Её волосы, стянутые в хвост несколькими разноцветными резиночками, блестели под солнцем, словно намазанные маслом. — А Нгуен уехал домой…

— Жаль, он мне был нужен, — огорчился Олег, моментально поскучнев.

Но поскольку задание нужно было, во что бы то ни стало, выполнить, Грушин решил попросить помощи у Лиен. Да, кажется, она крутилась в те поры вокруг Нгуена. Тот обратился к Грушину, переступив через неписанный закон вьетнамского землячества — во всём разбираться самим. Но их кинул российский поставщик, и судить его по своим законам представители маленькой гордой страны не могли.

В то же время, оставаясь верными принципу «ноу полис», они не обратились в милицию и решили пригласить для поисков сбежавшего компаньона частное лицо — господина Грушина, который оправдал самые смелые надежды вьетнамцев.

— Лиен, ты всех здесь знаешь? Можешь помочь мне найти одного человека? Он не ваш, — поспешно уточнил Грушин, потому что вьетнамка забеспокоилась.

Услышав, что речь идёт не о соотечественнике, она заулыбалась.

— Сто нада, говоли, какой целовека нада тебе? Всех снай!

Лиен говорила, а сама то и дело оглядывалась, боясь, что её заметит администратор, и расправа окажется суровой. Нгуен до этой сытной должности ещё не дорос, крутой иномарки не имел и европейских костюмов не носил. Но среди торговцев парень пользовался авторитетом и при случае мог за них заступиться перед начальством. Сейчас, когда Нгуена на Огородном проезде не было, Лиен чувствовала себя особенно уязвимой.

— Родиона Лобысевича знаешь? Он тут давно живёт и торгует, — сказал Грушин, сам до конца не веря своим словам.

Но Лиен радостно закивала, едва не запрыгала, и у Олега отлегло от сердца.

— Она в столовке кусает, — просто сказала женщина. — Вон туда иди, тебе покасут. А моя лаботать нада. Чао!

И, подхватив два громадных саквояжа, поволокла их дальше по лужам. Олег, поборов желание помочь хрупкой женщине, направился в столовую, с трудом ориентируясь в шумном человеческом вареве и кривясь от долетающего сюда громкого перестука вагонных колёс — неподалёку проходила железная дорога. Наконец, заметив среди азиатчины родную славянскую физиономию, Грушин устремился в ту сторону, спотыкаясь о тюки и едва не опрокинув сооружение из ящиков, кажется, со стеклом.

— Погодите, мне спросить нужно… Столовая где у вас?