Татьяна Степанова - Флердоранж — аромат траура

Катя проводила участкового до калитки. Потом вернулась в дом, начала разбирать вещи, достала полотенце и решила умыться с дороги.

— Умыться? Пожалуйста, — засуетилась Брусникина. — Вот раковина-то где у меня, проходите, а тут кухня… Может, печь затопить, котел нагреть?

— У вас тут АГВ? — робко поинтересовалась Катя.

— И АГВ, и котел в печь вмазан. А тут у меня вот поддон, душ… А как же? Муж покойный обустраивал. Он у меня бани-то не любитель был, потому как гипертонией страдал. Потом сын мой старший тоже все тут делал, воду проводил… А как же? Круглый год ведь мы с мужем тут жили, теперь я живу… Ну, согреть котел?

— Спасибо, не беспокойтесь. Я и холодной ополоснусь. Освежусь, — сказала Катя. Она с удовольствием приняла бы и горячий душ с дороги, но возиться с котлом, печью и дровами в этот жаркий летний вечер, ждать, пока согреется вода, было лень.

Она вспомнила, как драгоценный пугал ее удобствами в огороде. Что ж, хоть в этом он попал пальцем в небо. Кое-какие блага цивилизации все же были знакомы типичным представителям вымирающего сословия истинной сельской интеллигенции.

Умывшись и переодевшись, Катя перетряхнула в своей комнатке матрас, одеяло, взбила подушку (мягкая — пух и перо), достала из дорожной сумки постельное белье, халатик, тапочки, зубную щетку, ночной крем, тоник для лица и…

Ее ждало неожиданное открытие — на дне сумки под джинсовой курткой лежало несколько предметов, Которые сама она в сумку не укладывала. Снабдить ее этими вещами мот лишь один человек — «драгоценный В. А.».

Катя молча доставала и разглядывала электрический фонарь, запасную батарею к нему, зарядное устройство для телефона, резиновые перчатки, полевой бинокль, шерстяные носки, моток крепкой веревки и портативную аптечку, где имелось все, от бактерицидного пластыря до противовоспалительных антибиотиков. Катя вздохнула: да уж, снаряженьице.. Не хватает, кажется, только шпионского радиопередатчика в консервной банке.

Брусникина в кухне гремела посудой. Радиоприемник на холодильнике, аккомпанируя ей, передавал вечерний музыкальный час на радио Маяк. Ходики на стене показывали восемь. Сад за окнами тонул в сумерках. Ясное вечернее небо чертили ласточки.

Катя спрятала багаж драгоценного на дно сумки. Веревка… Ну на что она ей? Достала свитер. Подумала секунду и вынула полевой бинокль. Все-таки это вещь полезная, Вадька прав.

— Катя, вы куда? Давайте чай пить? — окликнула ее Вера Тихоновна.

— Я пройдусь немного перед сном, — сказала Катя и спустилась в темнеющий сад.

Бинокль она спрятала под свитером.

— Допоздна, смотрите не гуляйте! — крикнула ей вслед Брусникина. — Может, пса моего где увидите — пегий такой недомерок, хвост колечком. С ошейником.

— Хорошо, не беспокойтесь. Увижу — как-нибудь подманю, приведу, — обещала Катя.

Но сгинувшего Тузика она так и не встретила. Зато увидела нечто другое.

Выйдя за калитку, Катя медленно побрела к реке. Вечер был тихий, славный. На западе догорали последние отблески заката. Деревья, кусты отбрасывали длинные тени, сливавшиеся с наступающими с востока сумерками. Опасения Трубникова оказались напрасными — на небе не видно было ни одной тучи — предвестницы ненастья.

По крутой осыпающейся сухой глиной тропинке среди кустов черемухи и дикой вишни Катя осторожно спустилась к реке. С высокого берега Славянка казалась глубже, шире, внушительнее, чем вблизи. Она катила темно-зеленые ленивые и теплые воды среди лугов и полей и где-то далеко-далеко за Лягушиным лесом и знаменитым Синь-озером впадала в Оку.

Катя села на песок, закатала джинсы до колена, скинула кроссовки и с наслаждением вошла в воду — как приятно побродить так, вспоминая детство! Над рекой курился пар. В прибрежных кустах сонно перекликались птицы. Точно из ниоткуда на небе возник вдруг мутно-серебристый серп молодой луны, Его восход встретил такой дружный комарино-лягушачий хор, что Катя не выдержала — замахала руками, отгоняя мелких кровопийц, затопала, забултыхала в воде ногами, пугая голосистых жаб и лягушек.

Вода у самого берега была такой прозрачной и теплой, что Катю неудержимо потянуло купаться. Но карабкаться по откосу, возвращаясь за полотенцем и купальником, было так неохота…

Катя оглянулась — все равно вокруг никого. Вечерние тени все темнее и гуще, даль наливается мглой.

Она вышла на берег, в мгновение ока разделась, сложив всю свою одежду на песок, с разбега бултыхнулась в воду и поплыла. Потом перестала грести, шуметь, перевернулась на спину, вытянулась, подставляя мокрое лицо прохладе, тщетно ища глазами на тускнеющем небе бледный ковшик Большой Медведицы.

На берегу тихо заржал конь. Тишину нарушило его фырканье, звяканье сбруи. Катя, как вспугнутая рыба, сильно плеснула, потом замерла, стараясь как можно глубже, до самого подбородка уйти под воду. Не хватало еще, чтобы в самый день приезда кто-то из местных деревенских увидел ее — капитана милиций, посланника главка, командированного на раскрытие зверского, всколыхнувшего весь район убийства, в таком жалком и смешном виде — плескающуюся, как дефективная русалка, голышом при луне!

На берегу в сумерках Катя увидела человека и гнедую лошадь. Лошадь низко опустила голову, пытаясь дотянуться до лакомого куста. Человек одной рукой держал ее за повод, другой спокойно прикуривал сигарету. Прикурив, он спрятал зажигалку в карман брюк и легко, едва касаясь стремян, что было непросто при его грузном, мощном телосложении, уселся в седло.

Катя вздохнула с облегчением, решив, что незнакомец ее но заметил или принял за плывшее по реке бревно, но человек приподнялся в стременах, пристально вглядываясь в воду, и помахал рукой. Жест был одновременно добродушный и насмешливый: мол, это ты брось, детка, я все равно все уже видел.

С досады Катя была готова исполнять роль дефективной русалки до конца — нырнуть на самое дно и затаиться там, пока хватит воздуха в легких. Но такой радикальной жертвы не потребовалось. Да и нырять Катя не умела.

Всадник еще немного помедлил — огонек сигареты тускло освещал его лицо. Потом тронул коня и скрылся из вида.

Топот копыт. Бледный месяц на небе…

Поднимая тысячи брызг, Катя изо всех сил поплыла к берегу. Выскочила, хаотично оделась — трусики, майка, свитер — все мокрое… Кроссовки… Джинсы она схватила под мышку, гольфы… Черт, куда же они подевались? Бинокль…

Крутой подъем она преодолела на одном дыхании. Этот наглец смел за ней подглядывать!

Распластавшись в кустах, цепляясь волосами за какие-то колючки, она начала судорожно оглядывать в бинокль окрестности. Далеко он не уехал… Не успел… Ага… Катя впилась взглядом в движущееся темное пятно на фоне белевших в сумерках березовых стволов. Навела резкость…