Ярослав Зуев - Месть. Все включено

«Украинский, – мелькнуло у Вардюка, – чтоб ты подох, сволочь!»

Одна фигура наклонилась к беззащитному пленнику:

– Значит так, мусор, у меня к тебе разговор.

Вардюк с ненавистью посмотрел исподлобья. Голова раскалывалась, но взгляд удался:

– Кто ты такой? – прохрипел он.

– Тут я задаю вопросы, ментяра!

Вардюк собрал в кулак все мужество, какое было, набрал в легкие побольше воздуху, словно собирался нырнуть в глубину (в определенном смысле, именно так дело и обстояло), и выпалил на одном дыхании:

– Пошел к матери, сука.

Кто-то из бандитов хохотнул. Смех, впрочем, вышел неискренним, с явными истерическими нотками. Склонившаяся к капитану фигура резко выпрямилась, выбросив вперед ногу. Ступня в кроссовке угодила Вардюку в челюсть. Он отшатнулся, врезавшись затылком в стену. Из глаз брызнули искры. Кто-то ударил его в живот, кто-то каблуком в бровь. Бандиты кинулись на него, как свора бешеных собак. Вардюк, извиваясь, словно гигантский червяк, пытался отползти в угол, но его достали и там.

Когда подонки просто выдохлись, и отступили, тяжело переводя дыхание, Вардюк остался лежать на полу. Вид у него был ужасен, но сознания он не потерял.

Витряков снова наклонился к нему и сгреб за грудки:

– Ну, что, ментяра, понял, кто в доме хозяин?!

Вардюк поднял изуродованное лицо к палачу, и, делая невероятные усилия, прошептал громко и внятно, старательно выговаривая каждое слово:

– Пошел на хуй, тварь!

Комната окунулась в молчание. Потом Витряков молча схватил окровавленную голову Вардюка в ключ и провернул от себя и вверх. Что-то громко хрустнуло. Витряков разжал руки, и тело Вардюка тяжко осело на пол.

Наблюдавший за экзекуцией Боник не проронил ни слова. Убийство не входило в его планы, но он и так крепко поругался с Леней каких-нибудь десять минут назад, и не жаждал продолжения. Когда Леня срывался по-крупному, то мог покусать кого угодно. Началось с того, что Бонифацкий высказал сомнения по поводу нападения на милиционеров. Винтарь сразу завелся с пол оборота:

– А что ты б-дь на х… предлагаешь?! – они стояли лицом к лицу, слюни летели Бонику в лицо, он отступил на шаг. – Может, это я ментяр приплел?! Может, они, б-дь, меня завалить хотят?!

Бонифацкий пошел на попятную. Витряков, не найдя выхода охватившему его гневу, шагнул к Миле, которая стояла не жива, ни мертва. И, залепил оплеуху. Госпожа Кларчук упала в кресло.

– Ты чего сука, лыбишься?!

Падая, Мила Сергеевна не издала ни звука. Только закрыла лицо.

– Леня, – попытка Боника заступиться выглядела жалкой, это осознавали все. – Леонид, зря ты это…

– Убить тебя, суку, мало, – процедил Витряков, и, возможно, Мила Сергеевна не отделалась бы так легко, если бы не крымские гаишники, как раз подкатившие на своей снабженной мигалками «шестерке».

– Менты! – зашипел Филимонов.

– Все, б-дь, тихо, ни звука!

Через мгновение Любчик заколотил в дверь.

Перешагнув через застывшего в неестественной позе Вардюка, Витряков направился к двери.

– Шрам, – обронил он на ходу, – тачку легавых – за дом.

– Он так ничего и не сказал… – с долей уважения пробормотал Дима Кашкет. Витряков резко остановился и смерил Забинтованного взглядом. – Я имею в виду, что мы ни хрена не узнали… – добавил Дима.

– А второй тебе на х…? – Леонид пнул ногой Любчика. Тот глухо застонал. – Давай, притащи пару ведер. Выкатишь на него, живее очухается.

«Я это вынесу», – решил Андрей, в первый раз очутившись на борту авиалайнера. Перелет из Хабаровска в Москву, совершенный с родителями в 78-м году, он решил сбросить со счетов. Тогда он и в школу-то не ходил. То давнишнее путешествие теперь вспоминалось, как сказка. Оно хранилось в памяти в виде почти не потускневших от времени картинок – выруливающего к терминалу белоснежного ТУ-134, накрахмаленной блузы стюардессы, крылатой эмблемы «Аэрофлота» и потрясающего заката, раскрасившего ковер из облаков теплой оранжевой пастелью. Облака казались Андрею уютными и безопасными, как пуховое бабушкино одеяло в Дубечках, а опасения звездануться с многокилометровой высоты не донимали.

«То ли дело сейчас, – подумал Андрей, наблюдая далеко внизу облака, напоминающие мокрый снег на поверхности темного пруда, – то ли дело сейчас!»

Пока он ехал в аэропорт, почти осязаемый страх перед тем, что его ожидает на полуострове, давил кадык скользкими ледяными пальцами. Андрей с легкостью мог представить себя летчиком-самураем, отправляющимся в последний полет. В голове звучали отрывки песни, которую он когда-то услышал:

И припев:

«Товарищи твои неизвестно где, – отметил тошнотворный внутренний голос, – ты трезв, и потому вибрируешь, а на рай можешь не рассчитывать, не светит ни при каких раскладах».

Потом самолет взлетел, и совершенно новые ощущения прогнали страх, как ветер туман. Временно, по-крайней мере.

– Через десять минут наш самолет совершит посадку в Аэропорту города Симферополь, – бодро сообщила стюардесса.

«Ну, конечно, тебе-то что? Ты всю жизнь между небом и землей болтаешься. – Девушка повернулась спиной. Андрей сконцентрировался на разглядывании ее попки, на которой фирменная юбка сидела плотно, будто перчатка на руке. Попка была симпатичная, и, каким-то образом подарила Бандуре уверенность, что полет закончится благополучно. – А, все равно, скорей бы уж сели».

Как только стюардесса исчезла за дверью, Андрей, вздохнув, скользнул взглядом по салону и с удовлетворением убедился, что значительная часть пассажиров разделяет его тревогу. Стоило лайнеру пойти на снижение, пассажиры оживились. Вопреки неумолимой статистике, утверждающей, будто наибольшие опасности подстерегают воздушные суда как раз при взлетах и посадках, пассажиры, очевидно, считали себя почти на земле. Снова появившаяся в дверях стюардесса попросила пристегнуть ремни безопасности. Бандура безропотно подчинился. Зажегся плафон с надписью «не курить», зачем-то дублированный по-английски. Как будто в отечественных самолетах летают иностранцы. И, курят. Невидимый в кабине пилот подал штурвал от себя и самолет, покачнувшись, заскользил вниз, как санки с горы. Обитый ковриком пол ушел из-под ног Андрея, а желудок устремился вверх. Андрей крепче вцепился в подлокотники, подумав, что коридор между креслами стал похож на прогулочную палубу парохода, проваливающегося носом в пучину. Затем снижение прекратилось. По всей видимости, экипаж занял указанную авиадиспетчером высоту.