Исхак Машбаш - Оплаканных не ждут

— Слушаюсь, товарищ полковник, — сказал Карабетов. — Разрешите приступить к выполнению прямо сейчас? — Он хотел добавить, что, кажется, знает, почему палку лесника не нашли наверху около дуба. Да, она вместе с лесником упала в пропасть, и поток, по всей вероятности, унес ее. Палка была в руках у лесника. Она заменяла ему веревку, с помощью которой Карабетов подтянул к себе корень. Но он этого не сказал. Надо было все проверить. И потом палка могла еще найтись наверху, где-нибудь в кустах.

— Да, — кивнул головой Смирнов. — Еще одну минуту. Последние дни вдоль нашей границы, особенно в ночное время, отмечаются частые полеты чужих самолетов. Как правило, они курсируют на очень большой высоте и линии границы не нарушают. Однако проходят на очень близком, я бы сказал, критическом расстоянии от этой линии. Возможно, в этом нет и ничего из ряда вон выходящего. Но в эти дни нам нужно быть особенно внимательными. При благоприятном направлении ветра, благоприятном, конечно, не для нас, вполне можно ожидать с той стороны любые сюрпризы. А такое направление ветра, — полковник пододвинул к себе лежащий на столе листок бумаги, — господствовало во вторник, в пятницу и субботу. Так что в лесу будьте особенно внимательны. И не только к тому, что касается обстоятельств гибели лесника, — он встал. — Ну вот, теперь, пожалуй, все…

Полковник вышел из-за стола и подошел к Карабетову.

— Еще раз напоминаю, будьте предельно внимательны. Если действительно здесь не несчастный случай, а нечто другое. Там у меня на столе записи переговоров коротковолновиков, работающих в нашем районе. Всех их мы знаем, всем верим. По крайней мере, должны верить, так как никаких оснований для того, чтобы подозревать кого-то из них в нечестности, у нас нет. Но вот в передачах, идущих на них, есть нечто не совсем обычное. Трижды передается одна и та же фраза на наших коротковолновиков-любителей. Позывные радиолюбителя-коротковолновика из Багдада. С ним ведут переговоры, во всяком случае, вели, несколько из наших любителей. В том числе братья Касимовы. Вы их знаете?

— Один из них преподаватель английского языка? — спросил майор. — Что живет в Рамбесном?

— Вот именно, — кивнул головой полковник. — Фраза, которой заканчивается передача, звучит примерно так: «Желаю вам всего самого доброго»…

— Простите, товарищ полковник, — с некоторым недоумением сказал Карабетов, — но это самая обычная фраза, которой обычно заканчиваются все передачи любителей.

— Возможно, — кивнул головой полковник, — но я сказал — фраза эта звучит примерно так, — он подчеркнул последнее слово, — в ней всегда меняется порядок слов. Например: «самого доброго желаю вам» или «доброго самого вам желаю» и так далее.

— Но что говорят по этому поводу сами любители, товарищ полковник? Их об этом спрашивали?

Смирнов покачал головой.

— Пока нет. Если судить по их ответным передачам, никто из них не принимает эти передачи на себя. Во всяком случае, ни один на них не отвечал. Однажды попробовал это сделать учитель, но его запрос остался без ответа.

— Товарищ полковник, — медленно произнес Карабетов, смотря прямо в лицо Смирнова, — вы считаете, что все это имеет какое-то отношение к гибели лесника?

— Не будем опережать события, майор, — полковник снова пошел к столу. — Но если только ваши предположения о том, что эта смерть была насильственной, подтвердятся… Что ж, тогда такая возможность будет не исключена. Ну, а теперь все. Не теряйте больше времени. Желаю удачи, — он протянул Карабетову руку и пошел к своему креслу.

Майор вышел. Лейтенант ждал его в их общем кабинете. Перед ним лежал на столе тот самый обрывок шнура, до которого он с таким трудом добрался вчера утром. Арбанян рассматривал его с таким вниманием, что Карабетов невольно улыбнулся.

— Хотите получить от него ответ, — спросил он, — на все интересующие вас вопросы? Было, если помните, такое письмо: система узелков на шнурках. У древних майя. Но на этом кусочке, к сожалению, только один узелок, да и тот ровно ни о чем не говорит.

— Да, — Арбанян наморщил лоб. — Но кому и за каким чертом все-таки могла прийти мысль завязывать его над пропастью, где проще простого сломать себе шею?

— Вот это нам и придется выяснить, — сказал майор. — Выяснить, как бы трудно это ни было.

— Товарищ майор, — произнес Арбанян, как и прежде не отрывая глаз от обрывка шнура, — а что, если это сделал сам лесник? И в тот самый момент, когда отрезал вторую сторону, потерял равновесие и упал.

— Но если он обрезал шнур, значит, на нем что-то было. Вы полагаете, что оно могло упасть вместе с ним в воды реки?..

— Вот именно, товарищ майор, — подтвердил лейтенант, хотя в голосе его не звучало никакой уверенности. — И тогда…

— И тогда мы отрезаем все пути для дальнейшего расследования, — закончил майор. — Нет, лейтенант, давайте-ка пока оставим все предположения, звоните дежурному, чтобы машина выезжала. Приготовьте всю нашу вчерашнюю спецодежду. Через десять минут мы выезжаем. И ни я, ни вы не сядем за свои столы, пока у нас не будет совершенно обоснованная версия того, что произошло в лесу.

Через пятнадцать минут они проезжали уже по центру города. Смотревший в окно Арбанян вдруг совсем некстати спросил:

— А как Саида? Кто поведет ее сегодня в музыкальную?

— Она уже там, — недовольно ответил Карабетов. Забота лейтенанта о его дочери сейчас показалась ему совсем неуместной, хотя в другое время она, возможно, и была бы приятна майору. Но, когда есть дело — надо жить только делом, пока оно не будет доведено до конца. Таково было убеждение Карабетова, и он старался ему не изменять. Во всяком случае, в тех обстоятельствах, когда это было возможно.

Машина, оставив их на том же самом месте, что и в прошлый раз, ушла обратно в город. Вернуться она должна была перед самым вечером, когда в наступающей темноте делать в лесу было уже нечего.

Прежде всего Карабетов и Арбанян направились к домику Джабаева. Еще не доходя до него, они услышали пение. Молодой и свежий девичий голос далеко разносился под кронами деревьев. Пела несомненно девушка. Наверное, дочь Джабаева.

Лесника они встретили на тропинке, ведущей к дому. Он шел своей размеренной легкой походкой, и ружье, как обычно, висело за его спиной. Он остановился и, поздоровавшись, сказал:

— Поет, слышите, все время поет. Не знаю, что делать. Только из школы придет, сразу поет. Ей-богу, не знаю, что делать, — повторил он.

— Сколько ей лет? — спросил Арбанян.

— В восьмом классе. Пятнадцать недавно исполнилось. Ей говоришь, уроки делать — это главное. Школу надо кончать на медаль, а она поет. Утром встает — поет. Вечером спать ложится — поет. Бедная Мерем тоже не знает, что делать…