Мойзес Наим - Два шпиона в Каракасе

Обнаженная женщина, лежавшая рядом с ним, вздрогнула. Потом приподнялась на локте и долго с недоверием смотрела на него. Может, ей это приснилось? Она не знала, что сказать, что сделать, что подумать. Ее долго готовили к шпионской работе, но не научили, как следует поступить в такой вот ситуации.

Маурисио, то есть Иван, дал ей воды, потом обнял и попытался помочь подняться. Она вся сжалась, словно мимоза, которая таким образом реагирует на близкую угрозу и защищается от врага. Но в то же время эта женщина-растение, мимоза-недотрога и неженка вдруг почувствовала, как нервное напряжение почему-то стало спадать. С одной стороны, она была бесконечно рада услышать голос любимого, но с другой… Боже! Что такое он только что сказал?

Таких тяжелых и мучительных разговоров у Ивана еще никогда не было. Он хотел рассказать ей все, открыть, кто он такой и чем занимается. И терпеливо ждал, пока женщина выглянет из раковины, в которую спряталась. А потом принялся описывать то, что увидел и пережил за последние двое суток. Как его собирались убить и как ему самому пришлось убить человека, получившего такое задание.

– Я люблю тебя, Эва. Поэтому я здесь. Я люблю тебя и больше не могу лгать.

В ответ Эва задала ему один-единственный вопрос: – Значит, ты руководил кубинской резидентурой в Венесуэле?

– Да.

Эва пристально смотрела на него. Никогда раньше никто не смотрел на него так. Это был не взгляд, а мощный и сводящий с ума луч. Ему не хватало воздуха. Она не сводила с него глаз. Не произносила ни слова. Но при этом не открыла ни своего настоящего имени, ни дела, которым занималась. Возможно, потому, что в глубине души была уверена: если к столь откровенному признанию его подтолкнуло то, что они пережили недавно вместе, то, скорее всего, Маурисио уже и так знает, кто она такая на самом деле. И, судя по всему, будет действовать соответствующим образом.

Вообще-то Эва готовилась к худшему – к тому, что он попытается ее убить. Или ей самой придется убить его. Но пока ничего такого не происходило. Время словно остановилось. Была одна только тишина, одно только молчание. Долгое, изматывающее молчание, пока оба старались разобраться в том, что с ними случилось и как им следует теперь поступить. Два молчания, перебиваемых лишь взглядами, полными вопросов, признаний и страхов.

Эву одолевал соблазн тоже искренне обо всем рассказать своему самому главному врагу, но осторожность и недоверие все еще не отпускали ее. И она ничего ему не сказала. Зато Иван открыл ей абсолютно все. Ему уже нечего было терять. – Я загнан в угол, Эва, меня обвинили в том, что я двойной агент, предатель. Думаю, кто-то ловко сплел эту интригу против меня… Я не святой и знаю, что у меня в G2 есть недоброжелатели, но на сей раз, судя по всему, мне пришел конец.

Эва старалась скрыть охватившую ее панику. Она вспомнила все, что за последние годы читала о нем в подробных досье, которые вело ЦРУ, собирая сведения о ловком и неуловимом кубинском разведчике. Читала, но никогда не видела его лица. Там не было ни фотографий, ни видео, на которых он был бы запечатлен. ЦРУ и спецорганы ряда других стран давно пытались схватить его или ликвидировать. Но он всегда ускользал от них. Эва прекрасно помнила, что, знакомясь с этими материалами, чувствовала ненависть и одновременно восхищение. И всегда приходила к одному и тому же выводу: “Этот тип действительно хорош. Исключительный разведчик. Мы не можем позволить ему и дальше продолжать так работать. Его необходимо уничтожить”.

И теперь вот он, перед ней. Эва знает: несмотря на то что этот мужчина гораздо сильнее ее, она, если захочет, сможет убить его. Прямо сейчас. Достаточно разбить стакан, стоящий на прикроватной тумбочке, и вонзить осколок ему в горло. Она обучена делать подобные вещи за несколько секунд. Но… Маурисио продолжал говорить и открывать свои секреты. Он выглядел совершенно искренним. Это было правдой? Он действительно открывал ей секреты или оставался бездушным шпионом, показывавшим свой очередной трюк? А вдруг он действительно любит ее, и любит так сильно, как утверждает? Или просто играет с ней? А если это игра, то какие цели преследуют кубинцы? Хотят вытянуть из нее информацию, но тогда почему не прибегают к пыткам? Ответов на эти вопросы она не знала.

Пока Эва весьма трезво раздумывала над тем, как себя вести, в душе она сознавала, что до безумия влюблена в этого мужчину, но не в кубинского шпиона, которого ей приказано убить, а в коммерсанта Маурисио Боско. И этот второй, судя по всему, многое взял от первого. Потрясенная, растерянная, она вопреки своей воле обняла его с нежностью, какой никогда раньше не испытывала.

Она не знала, должна ли верить ему, зато знала, что чувствует отчаянную потребность обнять его. Здесь и сейчас.

Два шпиона в очередной раз почувствовали себя просто любовниками. Им больше не нужны были ни слова, ни доводы рассудка.

Он больше десяти раз репетировал перед зеркалом. И все равно получалось как-то не так.

– Мне ведь всегда бывает трудно выступать, любовь моя… Ты и сама это знаешь, – сказал он жене, уже начинавшей терять терпение.

Силия превратилась в наставницу Николаса и учила его управлять голосом, правильно себя держать, а также ораторскому искусству. Она была женщиной амбициозной, стремилась к успеху, обеспеченной жизни и почету, однако во всем этом судьба ей до сих пор отказывала. И вот теперь Силия неудержимо возмечтала о власти.

Но предстояло сделать один неизбежный шаг, который на поверку оказался гораздо труднее, чем можно было ожидать: ее супругу надлежало выступить перед всей страной и сообщить согражданам о смерти Уго Чавеса. Эту речь они репетировали много часов подряд – но толку от репетиций не было никакого. В буквальном смысле слова никакого. Стало ясно: Николас Мадуро родился не для того, чтобы говорить на публике. Он не мог найти нужный тон, запинался, потел, терялся, у него дрожал, а то и вовсе пропадал голос. Правда, была еще одна причина, сковывавшая Мадуро: он не мог заставить себя объявить покойником человека, который не только был еще жив, но которому Мадуро поклялся, что тот непременно победит свою болезнь.

К тому же от Уго всегда можно было ждать чего угодно. Он уже выдержал первый курс химиотерапии и объявил, что вылечился от рака, да и врачи подтвердили его выздоровление. Но истинное положение дел скрыть не удавалось. Сейчас Уго опять лежал в операционной, вверив свою судьбу “Господу родителей моих Иисусу Христу, а также Симону Боливару, покрову Богородицы и духам саванны”. Николас не знал, ни что тут думать, ни что делать. И уж тем более не знал, что сказать стране. Но Силия не отставала от мужа. Все это ему было знакомо: стоило ей учуять добычу, которую можно заполучить, как она удваивала старания и всегда добивалась своего. А сейчас Силия учуяла шанс оказаться во дворце Мирафлорес и уже видела, как царит там, пока Николас путешествует по Венесуэле и раздает поцелуи старушкам.