Мойзес Наим - Два шпиона в Каракасе

Чтобы заткнуть рот прессе и оппозиции, которые только и делали, что в чем-то бездоказательно обвиняли президента, он с видом человека строгих правил впредь станет утверждать, что его родственники заработали свои состояния честным трудом. Братья, например, получили высокие должности исключительно благодаря собственным талантам и заслугам. Один стал вице-президентом банка (который вел дела с государством, но об этом Чавес предпочитал не упоминать), другой – алькальдом в родном городке; третий – помощником Чавеса, министром образования и послом на Кубе; еще один – координатором совместных кубино-венесуэльских программ; двоюродный брат – вице-президентом PDVSA , отвечающим за производство и торговлю.

– Правильно, Уго! Так их всех! Смерть непотизму, да здравствует меритократия! – с издевкой воскликнул Маурисио, слушая по телевидению очередные разъяснения президента.

– Папа, проснись! Хватит… Пошли в постель! – Моника Паркер пытается сдвинуть отца с места, но тот не отвечает. Он пьян и спит, растянувшись прямо на полу в гостиной. – Ну хватит, папа. Я ведь знаю, что ты меня слышишь. Пожалуйста, соберись с силами. Я не могу смотреть, как ты…

– Leave me alone! [33] Оставь меня в покое! (англ.) – раздраженно кричит старик, приходя в себя.

Моника трясет его, вытирает ему лицо мокрым платком, ложится рядом и начинает плакать. Уж сколько лет ей приходится терпеть сцены вроде этой. Сколько горя пережила она из-за того, что так, а не иначе сложилась судьба человека, которым она всегда несказанно восхищалась. Моника до сих пор не может понять, почему он решил разрушить свою жизнь, вернее, две их жизни, – поскольку ее жизнь отец тоже разрушил. Разве справедливо, что вот уже много лет она вынуждена выплачивать отцовский долг, чтобы спасти его от тюрьмы, и, разумеется, скрывать от всех самую мрачную страницу его биографии.

Моника и сама не заметила, как заснула, а проснулась уже рано утром. Она быстро вскочила, так как через час ей надо было быть на совещании в редакции программы новостей. Отец спал, сидя за кухонным столом. Выглядел он ужасно. Открыв глаза, он и не подумал извиниться за то, что в общем-то стало привычным в их повседневной жизни. Чак Паркер просто поздоровался и протянул дочери конверт: – For you [34] Это для тебя (англ.) . .

Моника удивленно подняла брови: что это? Быстро вскрыла письмо и прочитала: “Заткни пасть, Моника Паркер. Замолкни, или мы заставим тебя замолчать”. У Моники подкосились ноги.

– Кто это принес? – спросила она, но отец находился в таком состоянии, что не мог вспомнить, как конверт попал к нему в руки.

По дороге в студию Моника попросила шофера выключить радио. Оно ей мешало. У нее болела голова. Ее трясло. Может, пора заявить в полицию о том, что ей постоянно угрожают? Нет, лучше этого не делать. Кто поможет ей, кто защитит, если все держат сторону президента, а угрожают ей либо по его указанию, либо по указанию близких к нему людей… Она смотрела в окошко и равнодушно читала политические лозунги, написанные прямо на стенах домов. Опять президентские выборы. Опять Чавес начнет кампанию. И наверняка опять победит. Он уже восемь лет стоит у власти, и ему не составит труда остаться и на шесть следующих. Оппозиции не удается ни организоваться, ни восстановить силы после череды поражений. Ни один из ее лидеров не может даже сравниться с Уго в том, что касается харизмы и умения дать людям почувствовать, будто он все силы отдает борьбе за их будущее. Противники президента смотрят на боливарианское чудовище с сонной надеждой: когда-нибудь мы проснемся и забудем этот кошмарный сон… возможно…

А президент, уже получивший большой опыт ведения избирательных кампаний и привыкший побеждать, решил еще раз доказать, что сердца венесуэльцев отданы ему навсегда. Правда, теперь он по совету команды политтехнологов несколько смягчил пафос революционной риторики, чтобы и средний класс, в большинстве своем относившийся к нему враждебно, поверил наконец в искренность слов Чавеса о его любви к Венесуэле. Моника видит огромный щит рядом со светофором. Президент ласково улыбается:

Я всегда и все делал из любви.

Из любви к дереву, к реке я стал художником.

Из любви к знаниям, к учебе я уехал из дорогой мне деревни, чтобы учиться.

Из любви к спорту я стал бейсболистом.

Из любви к Родине я стал солдатом.

Из любви к народу я стал президентом – это вы меня сделали президентом.

Все эти годы я руководил страной из любви к ней.

И мне еще много всего остается сделать.

На это мне нужно время. Мне нужен твой голос.

Твой голос и твоя любовь.

Моника приехала в студию, так и не справившись со своим угнетенным состоянием. Там сразу заметили ее отсутствующий вид, вялость… Может, она заболела?

– Все нормально. Просто устала, только и всего, – поспешила объяснить она.

В ближайшие недели Моника слегка снизила критический накал своих репортажей. Она не поддерживала линию правительства, но старалась дважды подумать, прежде чем выступить с очередным разоблачением. И непременно представляла и официальную версию событий, чтобы избежать обвинений в необъективности. И чтобы ее не убили. С каждым днем она становилась все более строгим цензором для себя самой.

Тем временем неизвестный частный продюсер купил телеканал, на котором работала Моника. Когда канал успели выставить на продажу? Кто именно стал его новым хозяином и откуда у того человека взялись такие деньги? Как ей отвечали, речь шла об акционерном обществе. Отныне все сотрудники должны были приспосабливаться к новым требованиям и выполнять новые распоряжения начальства, которые предполагали постепенное изменение направленности информационных программ Моники Паркер и всей сетки передач. “Очень уж подозрительно все это выглядит”, – думала Моника, но знала, что руки у нее связаны.

Предчувствия ее не обманули. Уго выиграл выборы с большим перевесом голосов и мог еще шесть лет править страной по своему усмотрению. Но теперь власть его стала во много раз крепче: достаточно сказать, что большинство депутатов Национальной ассамблеи носили красные футболки. Сотни алькальдов и губернаторов с энтузиазмом поддерживали политику Чавеса. К тому же история с забастовкой нефтяников закончилась самым выгодням для Чавеса образом – он стал всесильным владельцем курицы, несущей золотые яйца и дающей достаточно денег на революцию.

– Я чувствую себя рядом с вами совсем крошечным, – говорил Чавес, выступая, как всегда, с Народного балкона в тот же день, когда победил на выборах. – Потому что вы – колосс двадцать первого века, вы – великий венесуэльский народ.