Артур Таболов - Шпион

— Мы собираемся воевать с Америкой? — осмелился спросить Григорий.

— Нет, это Америка собирается воевать с нами. А мы не готовы к этой войне. Это недопустимо. Поэтому проект Зенгера должен быть реализован. Я верю, что советские учёные справятся с этой задачей. Когда у нас появится ракетоплан, способный долететь до Нью-Йорка, нам будет легче разговаривать с этим мелким лавочником Трумэном. Кстати, где сейчас конструктор Зенгер?

— По нашим сведениям, во Франции, товарищ Сталин, — доложил Серов.

— Сын говорил мне, что он с Токаевым хотел отправиться во Францию и заполучить Зенгера, но вы запретили. Это так, товарищ Серов?

— Да, товарищ Сталин. Они не знают французского языка и ничего не смогли бы сделать.

— Разве во Франции нет наших агентов, которые бы им помогли?

— Есть, товарищ Сталин. Это решение было моей ошибкой.

— Умение признавать ошибки — хорошее качество, товарищ Серов. Важно их не повторять. Так что, товарищи, мы решим?

По итогам этого совещания было подготовлено постановление Совета Министров СССС:

1. Сформировать специальную правительственную комиссию по сбору и систематизации научной и технической информации, а также по отбору специалистов для работы над проектом Зенгера.

2. Назначить председателем комиссии генерал-полковника Серова, заместителем председателя инженер-полковника Токаева, членами комиссии академика Келдыша и профессора Кошкина.

3. Комиссии представить окончательный отчёт о проекте Зенгера Совету Министров не позднее 1 августа 1947 года.

4. Обязать маршала Соколовского оказывать комиссии всяческое содействие.

На этом обсуждение проекта Зенгера закончилось. Серов и Токаев вышли из кабинета Сталина, члены Политбюро остались обсуждать другие вопросы. Генерал-майор Поскребышев вызвал капитана Никитина и приказал проводить Серова и Токаева к их машине. Когда они вышли, он раскрыл журнал посещений Сталина и сделал в нём запись. Только через много десятилетий историки смогли её прочитать. В ней было:

«17 августа 1947 г.

12. т. Серов 22.10–22.35.

13. т. Токаев 22.10–22.35».

— Добрый день, миссис Токаева. Меня зовут Джордж Хопкинс, я майор секретной службы. Можно войти?

— Разве я могу сказать «нет»? Заходите, майор Хопкинс. Проходите на кухню, в гостиной дочь делает уроки, не будем ей мешать.

— Разве ваша дочь ходит в школу?

— Уроки ей задаю я.

— Она хорошо учится?

— Она старается. Вы только это хотели узнать?

— Нет. Ваш муж, Григорий Токаев, попросил меня заехать к вам и узнать, как вы живёте. Вы довольны квартирой?

— Вполне. У нас три комнаты. Правда, одну занимает охранник, но и двух комнат нам хватает. В Москве мы жили втроём в одной комнате. И ничего, не жаловались.

— В чём-нибудь испытываете нужду?

— Спасибо, ни в чём. Продукты нам привозят, а больше нам ничего не нужно. Правда, гулять мы можем только по дворику, а он небольшой.

— Это в интересах вашей безопасности.

— Я понимаю. Вы часто видите Григория?

— Практически каждый день.

— Где вы его держите?

— Этого я не могу вам сказать. Но поверьте, условия у него неплохие. Даже лучше, чем у вас. Спокойная загородная жизнь.

— Как он?

— Здоров, спокоен, ни на что не жалуется. Усиленно изучает английский язык. Делает большие успехи.

— У него способности к языкам. Немецкий он выучил за несколько месяцев. Когда вы его отпустите?

— Когда придёт время.

— Ещё не пришло? Вы держите его уже полгода.

— Поверьте, миссис Токаева, это необходимо. Григорий это понимает. Он знал, на что шёл.

— Зовите меня Азой.

— Договорились. А вы меня Джорджем.

— Хотите чаю, Джордж? У вас в Англии замечательный чай, в Москве такого нет.

— Спасибо, не откажусь. Скажите, Аза, как вы познакомились с Григорием? Где это было — в Осетии?

— Нет, в Москве. Я училась в химико-технологическом институте, а он заканчивал училище имени Баумана. Нас познакомила его сестра Нина. Осетин немного в Москве, они стараются поддерживать знакомство. Через полгода мы поженились, ещё через год родилась дочь.

— Нина сейчас в Москве? Вы с ней переписывались?

— Она вышла замуж за Мишу Клыкова, он тогда был курсантом Бронетанковой академии. После войны его командировали в СВАГ, несколько дней он жил у нас в Берлине. Нина осталась в Москве, ему не разрешили вызвать семью.

— А с родственниками в Осетии вы поддерживали связь? Со своими или с родственниками мужа?

— Нет. До войны переписывались, потом письма перестали приходить. Что с ними сейчас, не знаю.

— Когда вы узнали, что Григорий решил уйти на Запад?

— В самолёте, который летел в Лондон. Даже в машине, когда мы ехали в Западный Берлин, я не знала, куда мы едем.

— Неужели он не делился с вами своими планами?

— Нет. Осетинские мужчины не нагружают женщин своими проблемами. У нас это не принято.

— Разве вы не замечали, что с ним что-то происходит?

— Замечала. Он и вообще-то не очень разговорчивый, а в последнее время совсем замкнулся, ушёл в себя. Очень много работал, допоздна печатал на машинке какие-то статьи, отчёты. Я чувствовала, что он специально загружает себя работой, чтобы ни о чем не думать.

— И вы ни разу не спросили, что его тревожит?

— Нет. Если бы захотел, сам рассказал бы. А приставать к мужу с расспросами не дело. Осетинские женщины никогда так не поступают.

— Аза, познакомьте меня с какой-нибудь осетинской женщиной. Я бы на ней женился, мне очень нравятся их обычаи.

— Это вы так шутите, Джордж? Где в Лондоне я найду вам осетинскую женщину?

— Вы сказали, что Григорий замкнулся в последнее время. В последнее время — это когда?

— После возвращения из Москвы. В апреле его вызывали на совещание в Кремль. В совещании принимал участие Сталин. После этого Григория как подменили.

— Что он рассказывал о совещании?

— Ничего, это секретные дела. Только сказал, что Сталин спросил его по-осетински, не забыл ли он родной язык.

— Сталин — по-осетински?

— Да. В Осетии считают, что Сталин осетин. Мать грузинка, а отец осетин. И очень этим гордятся.

— Почему гордятся?

— Ну как? В Англии же гордятся тем, что Черчилль англичанин? Любому народу лестно иметь своим соотечественником великого человека. Осетины не исключение.

— Григорий тоже считал Сталина великим человеком?

— Конечно. Специально мы об этом не говорили, но это подразумевалось само собой. В Советском Союзе все так считают.

— Что ещё Григорий рассказывал о совещании в Кремле?

— Больше ничего. Через несколько дней он немного выпил и его как прорвало. Рассказал, что ночью видел в Москве очередь у булочной. За хлебом. Человек в двести. И у мальчишки лет восьми на ладони была цифра химическим карандашом — 126. Это номер очереди. Он несколько раз повторил: «Сто двадцать шесть! Сто двадцать шесть! Ты поняла? У них дети ночами в очередях за хлебом стоят, а они хотят тратить десятки миллионов рублей золотом на оружие! Не навоевались, мало!»