Анатолий Чехов - Мертвая зона [Повести]

— Что стряслось в Алексеевской? — запоздало спросил Сергеев.

— Пропал человек, — ответил Комов, протягивая бумажку, которую все еще держал в руках. — Жительница села Сулаевского — бухгалтер средней школы Елена Стрепетова поехала в Алексеевскую получать зарплату для учителей и не вернулась. Ни живой Стрепетовой, ни трупа не нашли. Начальник райотдела лейтенант Степчук второй день как сбился с ног, а результатов пока нет. Характеристики на Стрепетову хорошие, маловероятно, что сбежала, скорее всего, убили из-за денег… Расследование поручается тебе, как самому опытному нашему сотруднику. Ну и поскольку вы уже приступили к исполнению своих обязанностей, — глянув на Веру, добавил Комов, — также и вам. Поезжайте и разберитесь на месте.

— В таких случаях говорят: спасибо за доверие, — отозвался Сергеев. — Хотя, если по-честному, жалко отдавать дело Рындина. Свои соображения насчет него изложу письменно. Николай — не конченый человек, одним своим признанием заслуживает смягчения наказания, если, конечно…

— Вот именно, «если», — подхватил Комов, — если деньги германского дипломата украл, а не получил из рук в руки. Насчет Рындина свое особое мнение пиши. А какую меру наказания ему дать, установит суд…

Сергеев захватил небольшой саквояж, всегда готовый к экстренным выездам, стоявший в шкафу кабинета, Вера перекинула через плечо брезентовый ремешок сумки, похожей на сумку медсестры, оба вышли из подъезда, сели на заднее сиденье легковой машины, дожидавшейся начальника управления. Водителя не было. Сергеев почувствовал некоторую неловкость, не зная, с чего начать разговор. Вера сама пришла ему на помощь.

— Кто такой Рындин, дело которого вам предложили передать оперуполномоченному Фалинову? — спросила она. — Знакомый?..

— Такой же, как другие, что числятся у нас в картотеке, квартирный вор-рецидивист, правда, еще не совсем конченый человек, с проблесками гражданской психологии: прислал нам украденные у германского дипломата документы, теперь сам под следствием.

— Нам в школе говорили, — заметила Вера, — чтобы стать хорошим экспертом, тем более следователем или оперативным работником, надо быть и аналитиком и психологом.

— Правильно говорили, — согласился Сергеев. — Однако… биография каждого человека, — вздохнув, продолжал он, — складывается из опыта в каком-то определенном материально обозначенном труде. Агроном, например, познает небо и землю, погодные явления, особенности сортов и видов растений, добивается лучших урожаев, слесарь-механик осваивает принципы работы машин, художник, композитор, писатель — законы искусства, отражает в образах жизнь общества. Результаты такой деятельности ощутимы, а дела и произведения мастеров-классиков остаются на века… А какие вечные ценности может создать оперуполномоченный уголовного розыска, или эксперт, или следователь? Вся наша деятельность регламентирована сводом законов, уголовным кодексом, где любое преступление определено статьей.

— По-моему, вы не правы, — помолчав, возразила Вера. — У меня мало опыта, но я точно знаю, что работа следователя и криминалиста — это наука и в чем-то даже искусство. А уж разбираться в человеческой натуре тем, кто распутывает преступления, надо уметь безошибочно, особенно когда дело касается молодежи, поскольку у них часто срабатывает романтика самоутверждения любой ценой.

Рассуждая так, Вера была безусловно права. Не раз думал Сергеев, почему именно подростки так легко попадают под дурное влияние взрослых? Чем, например, пленил мальчишек, обворовывавших школьный гардероб, Кузьма Саломаха, он же «дядя Володя», «воспитатель» Николая Рындина?.. Ребята наверняка понимали, что совершают преступление, значит, рассчитывали, что оно останется безнаказанным? А ведь растут под присмотром родителей, школьных учителей…

— Признаться, — сказал Сергеев, — в детстве я и сам попробовал такой ребячьей «романтики». Было мне тогда еще лет семь, до сих пор вспоминать стыдно… Подговорили дружки идти за яблоками в колхозный сад. От страха и сознания собственной удали сердце колотилось в груди, как заячий хвост, особенно когда лез в дыру в заборе, а потом на яблоню… Нарвал крупной антоновки — за пазуху ее, яблоки грудь и живот холодят, ойкнуть хочется, а я еще рву. Спрыгнул на землю, садовник тут как тут. Взял за руку и спрашивает: «Что мало нарвал, рви еще… Через забор не лезь, иди, в калитку выпущу…» Так и проводил до самых ворот…

— Уши не надрал? — поинтересовалась Вера.

— Нет, обошлось…

— Напрасно. Говорят, хорошо запоминается.

— «Говорят», — передразнил Сергеев. — Что ж на других-то кивать? Небось и свой опыт имеется?

— А вот это уж тайна, не подлежащая оглашению, — парировала Вера. — Вы недосказали, как там у вас дальше было?

— А дальше — дело известное, — ответил Сергеев. — Ребята видят, что я попался, сыпанули с яблонь и бежать, только доски в заборе трещат. Все убежали, только я один по неопытности попался. Стою у калитки, от стыда голову поднять не могу, выдернул рубаху из штанов — яблоки так и застучали по ногам. Вырвался у садовника и с ревом домой…

— Ну-у-у-у… — разочарованно протянула Вера. — А я-то о вас лучше думала.

— То есть?

— Надеялась, что вы один убежали, а все остальные попались.

— Ну знаете ли…

— И с тех пор решили стать на страже правопорядка? — закончила свою мысль Вера.

— Точно, — согласился Сергеев. — Правда, еще и отец добавил переживаний.

— Все-таки выпорол? — с надеждой спросила Вера.

— Нет. На сознание давил. «Из-за тебя, — говорит, — я теперь на улицу не могу выйти, все на меня пальцами показывают: „Сын яблоки воровал“».

— Зря…

— Что — зря?

— Зря не выпорол. Запоминается еще лучше, чем если уши надерут.

— У каждого свой опыт… Слушайте, с таким кровожадным характером вам просто противопоказана работа криминалиста!

— А вот это будущее покажет… Расскажите еще о себе, — уже не шутливо, а серьезно попросила Вера, и эта серьезность обезоружила Сергеева. «Вот незадача!» — подумал он, однако почему-то просьба Веры не показалась ему неуместной.

— Рассказывать-то вроде нечего… Исполнилось мне всего девять лет, когда умер отец. Мать одна поднимала семью, а в семье пять ребят — мал мала меньше, я — старший… Все было: и голод, и нужда… И несмотря ни на что, мать сумела дать всем нам образование. Школу окончил с педагогическим уклоном, в Сталинградской области устроиться не удалось, поехал на родину к сестре Клаве, в село Василево Красноярского края, работал там заведующим, потом вернулся в Сталинград, по совету брата поступил в милицию, с тридцать второго года вот работаю в органах НКВД…