Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

— Это мой старый друг Артур. Он рыбак. И рыбачит здесь с самого детства. Я все правильно говорю, Артур? — Хартман обнял старика, который просиял так, словно увидел родного сына. — Ему тесно возле этой лужи. Артуру подавай океан. Вот там бы он развернулся в полную силу.

Из нескольких ничего не значащих для постороннего уха фраз можно было понять, что немало времени они провели, сидя с удочками в лодке посреди водной глади.

— Вот я и говорю, Франс, переезжай ко мне, пока тебя не заграбастали в солдаты. — Артур подслеповато уставился на Дори: — А это что за небесное создание с тобой?

— Это Дори, — сказал Хартман. — И она прекрасна.

— Я вижу, что она прекрасна. Немецким девушкам красоты не занимать. Им нужно с утра до вечера плясать и целоваться с парнями, а не служить этому Гитлеру под бомбами в грязных окопах, чтоб ему пусто было.

— Господи, что ты несешь, Артур? — покачал головой Хартман.

— А что? Чего мне бояться? Он же не Бог. Я тоже слышу эти бомбежки. И они всё ближе. А ему хорошо бы подумать, что он натворил.

— Послушай, так ты по-прежнему ходишь на лодке? — сменил тему Хартман. — Где она?

— Да всё там же. Хочешь покатать девушку?

— Боюсь, уже поздно.

— Тогда у меня для тебя есть сувенир. Ты сам решишь, хожу я на лодке или нет.

Артур с важным видом прошествовал в сарай и появился оттуда с рыбиной, завернутой в «Фелькишер беобахтер».

— Сазан, — торжественно сообщил он. — Пять фунтов. Сегодня утром плавал в озере.

— Ну, уж пять, — шутливо усомнился Хартман. — Где-то, должно быть, три с половиной, не больше.

— Говорю тебе, пять. Хочешь, взвесим? Весы у соседа. Идем?

— Сдаюсь. Почем отдашь?

Старик сделал вид, что задумался, потом протянул ему рыбу:

— Так и быть. Бери даром. Это мой подарок.

Хартман нагнулся, наморщив нос, понюхал морду рыбы и расплылся в улыбке:

— А вот не откажусь, старый волк.

Уходя, они обнялись, и Хартман незаметно сунул купюру в карман куртки Артура. Дори подошла к старику и поцеловала в морщинистую щеку.

— Вы такой славный, Артур, — прошептала она. — Я в вас почти влюблена.

Дойдя до машины, Хартман остановил на девушке изучающий взгляд.

— Знаете, что, Дори, поедемте ко мне домой. Я сделаю такую рыбу, какую вы никогда не едали.

— Честно говоря, я уже забыла вкус рыбы, тем более свежей. — Ее губы задела чуть заметная улыбка. — На что это похоже?

— На что?.. — Хартман схватился за подбородок и закинул голову, устремив взгляд в небо. — Это похоже на тихое утро возле теплого моря. На легкий, переменчивый бриз, когда прикосновение ветра сливается с прикосновением губ. На слабое движение тонкой шелковой занавески в лучах раннего солнца. На белый песок…

— Вы меня соблазняете, Франсиско? — спросила Дори.

— Вероятнее всего — да. — Он посмотрел ей в глаза. — Так как, мы едем?

— Конечно.

«Опель Адмирал» Хартмана сорвался с места.

— Этому ипподрому уже шестнадцать лет, и, знаете, мне довелось присутствовать на самом первом забеге. Тогда это была одна небольшая трасса для конных гонок. Сбежался весь Стокгольм. Я даже помню победителя — принц Бальдер. Если не ошибаюсь, он взял тысяча шестьсот крон выигрыша. — Юнас Виклунд неторопливо раскурил моравскую трубку из шведской березы, подаренную ему женой высокопоставленного чиновника из правительства Бенеша, с которой в тридцать четвертом у него случился бурный и обременительный роман. Трубку он использовал в тех случаях, когда в ходе беседы возникала необходимость поразмыслить. — А через три года здесь уже было двести трасс и скачки продолжались целый месяц. В пересчете на американские доллары призовые тогда составили полмиллиона, а сейчас я даже не представляю, сколько. Возможно, что и за миллион.

Стояла характерная для весеннего Стокгольма погода: солнечно, но прохладно. На легком ветру трепетали разноцветные флажки, в воздухе разносился глухой топот скачки, трибуны то и дело вздымались, оглашаясь единодушным воплем, по лестницам, облаченные в белое спортивное трико, разносили фруктовую воду белокурые девушки. Прозвучал гонг — участники забега пролетели линию финиша, над головами взметнулись проигрышные билеты, шум резко стих. Виклунд спросил:

— Вы никогда не играли на скачках по-крупному?

— Ни по-крупному, ни по-мелкому — я не азартный человек, — махнул рукой подполковник Лэм, седовласый англичанин с красным, сухим лицом, одетый в чересчур теплый шерстяной костюм, сотрудник СИС, знакомый Виклунду как доктор Деннисон. Он сидел рядом, положив обе руки на янтарный набалдашник декоративной трости, и наблюдал за происходящим тусклым, незаинтересованным взглядом.

— А я, грешным делом, люблю иногда пощекотать нервы. — Виклунд обнажил крепкие, желтые зубы под пшеничными усами в жизнерадостной улыбке. — Азарт — обратная сторона рутины.

— Так вот, дорогой Юнас, — вернулся к прерванному разговору не расположенный к лирическим отступлениям Лэм, — мы, безусловно, приветствуем любые контакты с внутренним Сопротивлением в Германии, но вот уже пять лет мы слышим одно и то же. Говорить о власти можно было в сороковом, в сорок первом, но сегодня с каждым днем эта тема все менее актуальна. Сегодня нам нужны гарантии и поступки. А их не видно. Люди из абвера слишком нерешительны.

— Им тоже требуются гарантии, — возразил Виклунд.

— Сепаратный мир с немцами через голову Советской России — что может стать поводом для столь радикального разворота? Они знают ответ на этот вопрос?

— Мне кажется, убийство Гитлера могло бы стать весомым основанием.

— Уже нет, — покачал головой Лэм. — Мы и так способны получить всё — с Гитлером или без.

— Вопрос только в количестве жертв.

— Вот именно… А они предлагают нам расплеваться со Сталиным, который дерется за троих. Гарантии, Виклунд, гарантии. Пока их способен выдать один только дядюшка Джо. И как-то не заметно, чтобы он истекал кровью.

— Но вы же понимаете, что пирогом придется делиться. Еще неизвестно, чей кусок окажется жирнее.

— Вот об этом мы можем говорить. Что, кроме дружбы, способны предложить люди Хартмана?

— Например, нейтрализовать оборону в Греции и на Сардинии.

— Да-да, Лёр, Кессельринг, — иронично бросил Лэм, но тут же спохватился и, кашлянув, прибавил: — Это интересно.

Передайте Хартману, что это интересно. Пусть дадут побольше конкретики, особенно по группе армий «Е» Лёра.

Лэму было известно, что высадка войск союзников произойдет в другом месте, вероятнее всего на Сицилии. Он сам приложил немало усилий, чтобы уверить абвер в намерении союзников переориентировать высадку на Грецию, участвуя в разработке операции с циничным названием «Мясной фарш», когда в портфеле выброшенного на испанский берег трупа в форме английского офицера были обнаружены соответствующие «документы». И теперь он не рискнул поколебать легенду.