Кемель Токаев - Не жалея жизни

Допив остаток чая, Калеке подал кесешку Сауле и попросил ее налить еще…

Чем же занимались в Алма-Ате Лоренц и Кран? Зачем им нужны были многочисленные фото- и киноаппараты, сзади и спереди висевшие на их солидных фигурах?

…Не теряя времени, спустя несколько минут после того как зашли в гостиницу, они вышли из нее. Воровато оглядевшись, Кран и Лоренц прошли к стоянке такси, быстро уселись в свободную машину, оба на заднее сиденье, и шофер запустил мотор. Сначала покатили в Октябрьский район города, к молитвенному дому баптистов. Зашли и уселись на свободную скамейку. Терпеливо ожидая конца моления, визуально изучали верующих. Проповедник оказался сообразительным, заметив в прибывших не «своих братьев», свернул проповедь и обратился к ним с вопросом, кто они и откуда? А когда узнал, то пригласил в отдельную комнату для разговора. «А то тут, в зале, много зевак». Вскоре выяснилось, что гостей интересует пока что только один вопрос: есть ли в Алма-Ате община меннонитов? А когда проповедник объяснил им, что знает только несколько человек этой секты, которые бывают на моленьях в их баптистском доме, Кран и Лоренц пытались выяснить их фамилии и адреса, но не добились желаемого. Тогда Лоренц предложил Крану вернуться в гостиницу. Утром, отказавшись от переводчика «Интуриста», они выехали в другую молельню баптистов. Там повторили свои домогательства по части выявления меннонитов, потом стали предлагать верующим привезенную литературу, представляющую собой смесь откровенной антисоветчины с религиозным дурманом. В последующие дни своего пребывания в Алма-Ате они также использовали в своих целях малейший повод, будь то посещение ими молитвенных домов, прогулка по городу, отдых в холле или во дворе гостиницы. «Лжетуристы» жадно искали отрицательные факты во взаимоотношениях между русскими и казахами, людьми других национальностей, населяющих Казахстан; в поведении молодежи; искали, наконец, фактов, которые можно было бы истолковать как ущемление свободного отправления верующими религиозных обрядов.

Лоренц и Кран пытались осуществить заранее разработанную идею создания на территории нашей страны меннонитского «центра», хотя это являлось попыткой грубого вмешательства во внутренние дела Советского государства.

….После чая гости оставили семью ветерана войны Амиржана. В дом пришел покой. Легла спать и Сауле. А на рассвете…

За громадной стеклянной стеной, слегка помутневшей от частых весенних дождей, расстилалось пустынное в час раннего розового рассвета поле алма-атинского аэропорта. Сауле Баймуратова только что проехавшая по ночному городу, который так любила, сидела в низком дерматиновом кресле и напряженно смотрела на серые бетонные квадраты взлетного поля, на светлевшее небо.

Сауле вспоминала, как быстро неслась автомашина по ночным улицам, замирая перед красными, грозно горящими огнями светофоров, хотя кругом не было ни одной машины.

Свою работу в «Интуристе» она любила. И любила общаться не столько с «толпами» туристов, сколько с так называемыми туристами-индивидуалистами: ее больше привлекали своеобразные личности. И Сауле понимала, что если она сама покажется им бесцветной, то оставит впечатление, которое могло бы быть лучшим.

И она старалась…

Стекла стены аэровокзала стали совсем розовыми, окрасившись холодноватым светом восходящего солнца. Легкий шелестящий щелчок внезапно прозвучал в воздухе, четкий мелодичный голос сообщил по-казахски и по-русски о прибытии самолета из Москвы. Казахский текст Сауле прослушала, поскольку размышляла о своем, но пока все повторялось на русском языке, она встала и, стараясь не торопиться, направилась вниз по широкой лестнице, которая теперь была заполнена многочисленным людом: начинался обычный рабочий день большого аэропорта.

Через полчаса рядом с Сауле твердым, грузным шагом шествовал высокий человек с мощным, тяжелым подбородком, в больших солнцезащитных очках с квадратными темно-зелеными стеклами, в тесноватом, впрочем, изящно сшитом серо-жемчужном костюме. Уже позади были первые слова, которыми Сауле встретила путешественника:

— Уважаемый мистер Ко́зел! «Интурист» рад приветствовать вас в столице Советского Казахстана. Пусть ваше путешествие, ваше знакомство с нашей республикой, с ее людьми будет приятным и запоминающимся!

Она теперь еле поспевала за быстрой и тяжеловесной поступью мистера Джекоба Козела.

Из мимолетного необязательного разговора стало ясно, что пребывание мистера Джекоба рассчитано всего-навсего на несколько дней. Сауле заметила уже в машине, что зарубежный путешественник рассматривает ее с какой-то профессиональной пристальностью, и его взгляды, слишком частые и долгие даже для странствующего иностранца, показались бы окончательно бесцеремонными, если бы не темно-зеленые солнцезащитные стекла, скрадывавшие упорное изучение мистером Джекобом своей спутницы.

Впрочем, с не меньшей пристальностью мистер Джекоб вглядывался в то, что появлялось и исчезало за стеклами машины.

У дверей гостиницы Сауле сказала:

— Нам надо обговорить программу вашего пребывания в Алма-Ате. Прошу вас — как только сможете, спускайтесь вниз, я буду ждать вас в ресторанном зале.

— Конечно, конечно, — с внезапной предупредительностью проговорил мистер Козел, показавшийся вначале Сауле человеком далеко не разговорчивым. — Позавтракаем вместе.

Действительно, не прошло и двадцати минут, как в дверях ресторанного зала возникла могучая фигура мистера Козела. И снова Сауле поразилась двойственному впечатлению: бравая подтянутость, энергичная жесткость походки, четкая размеренность жестов почему-то все сильнее и сильнее вызывали чувство неприязненности.

За завтраком мистер Козел любезно сообщил Сауле, что он совершенно не владеет русским языком, что, впрочем, никак не мешает ему ценить, как он выразился, «свободное, незапрограммированное общение со страной».

— Вот вы говорите — «свободное общение», — задумчиво заметила Сауле, отчасти поставленная в тупик странным заявлением иностранного путешественника. — А каковы результаты этого общения?

— Результаты? О каких результатах может идти речь? Я приезжаю в малознакомую страну вовсе не с целью что-либо изучать, исследовать. На склоне лет мне бы просто хотелось познакомиться воочию с тем, что раньше мне не доводилось видеть и наблюдать. Хочется почувствовать жизнь совершенно незнакомую, неиспытанную, почувствовать что-то такое, о чем никогда не догадывался. Это чувство неизвестности — не знаю, знакомо ли оно вам, чувство неизведанности, к которой необходимо прикоснуться… Тем более — очень хочется прикоснуться к тому, чего не коснулась цивилизация…