Люк Дженнингс - Убивая Еву: это случится не завтра [litres]

Все двенадцать женщин встали на свои места, и Биргит обходит их, поднося к каждому факелу зажигалку.

– Когда появятся гости, поднимите факелы перед собой и держите их как можно выше, – распоряжается она. – Кто шевельнется – уволю.

Стоит пронизывающий холод, и Вилланель кутается в накидку. Горящее масло слегка поплевывает языками огня в морозный воздух. На ветру кружатся иголочки льда. Из отеля наконец неторопливо вываливаются закутанные в пальто и меха гости, и Вилланель поднимает пылающий факел. Гости устраиваются по бокам сцены, и в свете прожектора появляется Линдер, шагающий к микрофону.

– Друзья! – начинает он, поднимая руки, чтобы погасить аплодисменты. – Добро пожаловать в «Фельснадель»! Видеть всех вас здесь – источник непередаваемого вдохновения. Через минуту начнется концерт, но пока не заиграла музыка, я хочу сказать вот что. Наше движение набирает обороты. Темная европейская душа пробуждается. Мы создаем новую реальность. И это немалой частью ваша заслуга. У нас ежедневно появляются новые сторонники, и знаете почему? Потому что мы чертовски сексуальны .

Сделав паузу, Линдер жестами благодарит гостей за возгласы одобрения.

– Какая женщина или какой здравомыслящий мужчина не мечтает о плохише-националисте? Нами хотят быть все, но многие просто не смеют. И я скажу всем этим тоскливым либеральным снежинкам: берегитесь, суки! Если вы не сидите с нами за столом для высших, вкушая триумф, то вы – в меню.

На этот раз вопли и выкрики просто оглушительны. Когда они, наконец, затихают, Линдер отшагивает в сторону, и на сцене появляются три члена Panzerdämmerung. Клаус Лоренц продевает руку в ремень бас-гитары, Петер Лоренц усаживается за ударные, а Петра Фосс подходит к микрофону. На ней белая блузка, юбка до середины икр и ботинки. Наперевес, словно штурмовую винтовку, она несет кроваво-красный «Фендер Стратокастер».

Она начинает петь, мягко перебирая струны. В песне говорится об утрате, о забытых ритуалах, о потухшем пламени и смерти традиций. Ее голос крепнет, а в гитаре, к которой теперь присоединился бас Клауса Лоренца, появляются стальные резонирующие нотки. Она не приплясывает, не раскачивается, а просто стоит, не шевелясь, если не считать танца ее пальцев на грифе. Некоторое время Петра смотрит пустыми глазами прямо на Вилланель.

Вилланель отвечает на ее взгляд, но почти сразу же переключает внимание на восхищенных гостей. Макс Линдер тоже бесстрастно наблюдает за собравшимися в дрожащем свете факелов, отмечая их реакцию на зрелище, которое он тут создал.

Ударные Петера Лоренца поначалу мерно потикивали, но сейчас их энергия нарастает. Фоном включается запись эмоциональной и неразборчивой политической речи – словно контрапункт к резкой, навязчивой гитаре Петры. Барабаны наращивают громкость и в итоге полностью заглушают остальные звуки. Это ритм батальонов, марширующих сквозь ночь, тембр опустошенных земель; когда крещендо достигает высшей точки, все резко обрывается, и вспыхивают прожекторы, пронзая тьму и освещая горные пики. Фантастическое зрелище – потустороннее и обесчеловеченное в звенящем безмолвии. Гости взрываются аплодисментами, и Вилланель, воспользовавшись всеобщей завороженностью, щедро и от души мочится в трусы.

Почти весь фильм Ева и Нико продремали. Открыв глаза и обнаружив на экране титры, Ева тянется к пульту. Несколько минут она лежит в полумраке, пытаясь справиться с туманными мыслями в голове, пока рядом не начинает ворочаться Нико. Всякий раз, как он двигается, сломанная лодыжка будит его, но усталость и кодеин в итоге берут свое – он вновь засыпает.

Клаудио… А если бы она позволила себя поцеловать? Как все было бы потом?

Сам поцелуй оказался бы кратким, но умелым. Формальное заявление его намерений и ее согласия. Он повел бы ее вглубь дворца, в какие-нибудь специально отведенные под эти цели покои, ключ от которых у него всегда с собой. Всё без лишних слов и траты времени. Он вел бы себя как серийный Казанова с наработанной методикой, отточенной в ходе десятков, если не сотен подобных рутинных свиданий. Хореография была бы гладкой, а развитие действия – традиционным, с апогеем в виде парадной эякуляции на лицо и тело, которой, как от нее ожидается, она должна была бы удивляться с разинутым ртом и не верящим в такое чудо взглядом. Через пару минут он бы уже оделся, обулся в свои мокасины, едва ли успевшие остыть с тех пор, как их сбросили с ног. А она осталась бы там с помятым платьем, мускусным душком его одеколона и липкими грудями.

Тем не менее, когда дыхание Нико замедляется до ровного чередования вдоха и выдоха, ее рука крадется к низу живота, и Ева потрясенно обнаруживает, что готова. Но в темноте под опущенными веками ее поджидает не Клаудио и даже не Нико, а куда более неопределенная фигура, вся состоящая из противоречий. Натянутая пружина мышц под мягкой кожей, пальцы убийцы, шероховатый язык, серые глаза цвета сумерек.

Я как-то ночью залезла посмотреть на тебя спящую.

Ева ложится вниз лицом на свою ладонь с мокрыми пальцами. Страх и желание волнами чередуются в ней, сплетаются, а потом – шея и плечи подняты, лоб прижат к простыне – дыхание долгим нисходящим выдохом покидает ее тело.

Через некоторое время она поворачивается на бок. Нико наблюдает за ней немигающим взглядом.

Ева смывается из постели, пока Нико не проснулся. Когда она выходит из метро Гудж-стрит, мостовая еще блестит после ночного дождя, но по небу уже струятся неуверенные лучи утреннего солнца. Удивительно, но дверь в офис не заперта; Ева нерешительно входит.

– Привет, Билли. Еще восьми нет. Давно приехал?

– М-м, да я и не уезжал.

– Черт. Это выходит за рамки служебного долга.

Он жмурится и пробегает рукой по крашеным черным волосам.

– Ну, типа да. Стал рыться в этом Евтухе, а потом – пошла цепочка, одно к другому.

– Есть что-нибудь полезное?

– Да. Можно сказать и так.

– Отлично. Вернемся к этому позже, когда я возвращусь из кафе.

– У нас есть растворимый кофе. И чайные пакеты.

– И этот кошмарный чайник… Тебе что взять?

– Ладно, если покупаешь ты, то миндальный круассан и латте. И, пожалуй, песочное печенье.

Она возвращается через пять минут. Билли явно в упадке. Глаза потускнели от усталости. Даже колечко в губе больше не сияет.

– Ешь, – говорит она, ставя перед ним заказанное.

Билли жадно откусывает от круассана, засыпая клавиатуру крошками, и запивает большим глотком кофе.

– Итак, Евтух. В целом этот чувак – типичный гангстерский босс из страны советского блока. То есть был им. Возглавлял одесскую организованную группу «Золотое братство». Обычный репертуар: секс-торговля, контрабанда людей, наркотики. Украинская полиция считает, что он совершил не меньше десятка убийств, но им не удалось найти никого, кто согласился бы выступить свидетелем.