Юрий Авдеенко - Авдеенко Избранные произведения в 2-х томах. Т.2 Повести; рассказы

Начальник управления медицинской службы…»

— Документ законный, — сказал кадровик. — Шел специальной почтой.

Чирков нервно барабанил пальцами по столу.

— Паспорт вы у нее смотрели? У вас же военное учреждение!

— Паспорт непременно смотрели. С паспортом все обстоит благополучно.

— Вы это хорошо помните?

— Конечно нет.

Чирков понимает: говорить кадровику о бдительности — попусту терять время.

— Фотографию бы мне… Этой самой Погожевой.

— Чего нет, того нет, — разводит руками кадровик.

И вот Чирков опять в коридоре. Только невеселый, угрюмый. Аленка словно поджидает его. Она внезапно появляется из-за колонны. Спрашивает:

— Удачно? Все хорошо?

— Порядочки у вас. Хаос в документации, — сокрушается Чирков.

Аленка не разделяет его печали.

— Людям жизнь здесь возвращают, — говорит она. — О здоровье человека заботятся. Не до бумажек. Понимаете?

— Не понимаю, — морщится Чирков, лицо у него обиженное-обиженное. — Удар от врага нужно ждать не только на фронте. Враг — он коварен…

Фразы какие-то стандартные получаются. Зол Чирков очень. Зол на людей безответственных.

— Фотографию бы мне Погожевой, — вслух думает он. — Посмотреть на лицо, какая она.

— Есть фотография! — радостно говорит Аленка. — Конечно, любительская. Но разобрать лицо вполне можно.

Чиркову хочется поцеловать Аленку. Милая, хорошая она. Фотография — это же совсем другое дело. Это уже удача.

— Я сейчас, — говорит Аленка. Потом секунду, колеблется: — Пойдемте вместе.

Он держит ее за руку. Они не идут, а бегут по аллее.

Пахнет морем, водорослями и чистой галькой. Волны накатываются где-то здесь, рядом. Их еще не видно за корпусом и деревьями. Но они шумят. На сердце у Чиркова от этого шума радостно и сладко. А может, волны тут ни при чем? Может, причиной тому медсестра, похожая на мальчишку?

Комната Аленки пуста. Девушка предлагает:

— Садитесь.

— Нет-нет!..

Она открывает тумбочку — там альбом, пухлый от фотографий.

— Сейчас я найду…

Аленка ловко, точно карты, перебирает фотокарточки.

— Вот! Крайняя слева. Нас подполковник фотографировал из газеты. Думали, не пришлет. А он два дня назад прислал…

Крайней слева была высокая худая женщина с крупными мускулистыми ногами, удлиненным лицом и густыми бровями, сросшимися у переносицы.

— Спасибо, Аленка, спасибо…

Они рядом. Они близко. И, сам того не ожидая, Чирков целует девчонку в губы.

— Может, в небесах и есть рай, но в нем все равно не уютнее, чем у вас в квартире.

Татьяна с изумлением смотрит на гостя, солидного, седого полковника, и заученно улыбается. Но Каирову давно известна эта милая женская хитрость. Впрочем, улыбка у Татьяны получается нежная, непосредственная. И, глядя в ее чистые серые глаза, Каиров, в общем-то, понимает мужчин, влюблявшихся в эту женщину.

— Если вы хотите снять комнату, — мягко, словно извиняясь, произносит Татьяна, — то… Я не могу сдать. Сейчас… у меня уже есть постоялец.

— Майор интендантской службы Роксан.

— Вы знаете? — удивлена Татьяна. И тут же спрашивает кокетливо: — Это он вас прислал?

— Я сам по себе, — признается Каиров.

— Сожалею. Но ничего другого сказать вам не могу.

— Не огорчайтесь. Я остановился в гостинице Дома офицеров. Кстати, в том самом номере, где жил майор Валерий Сизов. Он, кажется, был вашим квартирантом?

— Это не имеет значения, — сухо ответила Татьяна. Ее, видимо, начал раздражать осведомленный и разговорчивый полковник. — Прежде всего, Сизов был моим другом.

— Простите, — сказал Каиров. — Но, коль я здесь, разрешите задать вам несколько вопросов. Они касаются именно вашего друга.

— Кто вы такой? — тихо и чуточку испуганно спросила Татьяна.

— Полковник из контрразведки.

Чирков скептически отнесся к идее Каирова посетить Татьяну в ее квартире.

— Лучше вызвать. Допросить. А в доме устроить обыск.

— У тебя ни грамма фантазии, сынок. Ты скучный реалист. Может быть, я покажусь несколько старомодным, но мне кажется, для вдохновения нужно посмотреть дом, где живет Дорофеева. Я хочу пройти той дорогой, по которой много раз ходил Сизов. Посмотреть двор, подняться по лестнице, постоять у двери. В доме есть подвал. И наверняка есть чердак. Я хочу посмотреть квартиру. Она может быть чистой или грязной. Я хочу посмотреть обстановку. Вещи — тоже отличные свидетели… Я предпочитаю застать хозяйку квартиры врасплох… Все это для меня очень важно. Я должен определить свое отношение к Дорофеевой: была ли она только любовницей Сизова или еще и соучастницей?

— Вам виднее, товарищ полковник, — сказал Чирков. — Хочу лишь предупредить. Я, слава богу, знаю свою бывшую жену. Неофициальная беседа с ней может иметь нулевой результат. Во-первых, Татьяна врушка. Во-вторых, если вы сразу не поставите точки над «и», не скажете, кто вы и зачем пришли, она решит, что вы просто набиваетесь к ней в постель. И в ответ на ваши хитроумные вопросы будет нести безответственный треп.

— Спасибо, капитан, за предупреждение.

Не мне вас учить, но профессионально грамотнее было бы вызвать Дорофееву на допрос.

— Милый Егор Матвеевич, запомни: контрразведка — это не просто профессия. Контрразведка — искусство. А в искусстве каждый идет своим путем…

…Низкая арка, хмуро глядевшая на улицу, вела во двор. В глубине двора по левую сторону стоял двухэтажный коттедж, в котором жила Татьяна Дорофеева. Ее квартира находилась на втором этаже. Двор был маленький. Бомбоубежище, желтым холмом возвышавшееся невдалеке от старой груши, делило его на две части. Дверь в бомбоубежище была распахнута. Темнота черным глазом смотрела на забрызганный солнцем двор и дышала сыростью. Две девчонки играли в классики. Смеялись они легко, беззаботно. Пальтишки на них распахивались, короткие и латаные.

Из репродуктора, висевшего на сером, зажатом рельсами столбе, слышался голос московского диктора. Он читал утреннее сообщение Советского Информбюро. Новости были хорошие, 4-й Украинский фронт рвался к Севастополю…

На лестничную площадку, деревянную, с перилами, давно утратившими свой первоначальный коричневый цвет, выходило три двери. Короткая и, словно трап, крутая лестница вела на чердак. Люк над ней был закрыт. Ступив вверх на несколько ступенек, Каиров убедился: крышка заколочена поржавевшими гвоздями. И нет никаких следов, что люк недавно открывали.

Еще внизу Каиров обратил внимание: окна первого этажа висят низко над землей, и в доме едва ли есть подвал.

…Услышав, что он из контрразведки, Дорофеева не испугалась, не смутилась. Наоборот, с интересом, точнее, с любопытством посмотрела на Каирова. Без улыбки, но вполне гостеприимно сказала: