Александр Тамоников - Группа специального назначения

— Минуточку, — перебил Максим. — Что такое архиважное должно случиться в ближайшее время, что потребовалась такая встреча?

Цветков пожал плечами — ему неведомо. На дворе вторая половина июня, 1941 год, теплое лето в разгаре. Он же не провидец?

— И вот тут наши доблестные органы, так хорошо взявшиеся за дело, допустили ошибку, — удрученно поведал Цветков. — Шулевич приболел, температурит, а больше там думать некому. Нельзя было брать офицера, пусть бы встретились с Готфильдом, провели беседу, передал бы что надо — тогда другое дело. Так и планировали, да побоялись, что Готфильд все испортит. В общем, подплыл тот на резиновой лодочке, забрался на обрыв, лодку сдул, засел в кустах на краю леса. К нему подкрадываться начали. А подготовка у него дай бог, чутье отменное! Наши еще ползли, а он облил горючей жидкостью свои бумаги, да и сжег их к чертовой матери. Когда подбежали, там одна зола осталась. Немец, конечно, раздосадованный был, но встретил их с улыбкой. Изъяснялся на ломаном русском: мол, ах, он, кажется, заблудился, рыбачить пошел, лодка в водоворот попала, завертело, не на тот берег выбросило. Как он рад приветствовать друзей из Советского Союза! Он инженер, Отто Григ, гражданское лицо, строит мосты и тоннели, человек сугубо мирной профессии, приехал отдыхать в этот милый уголок. И даже документы имеются. Как ему неловко! Разве он что-то жег? Да вам показалось. Замерз, погреться решил, ненужные бумаги были под рукой, вот и чиркнул зажигалкой. Его ведь немедленно вышлют обратно, разве не так? Как ему досадно, что произошло такое недоразумение… Несет полную чушь, самому смешно, рыбак хренов, да еще и скалится в глаза. И ведь не тронь его, обращайся уважительно…

— И что теперь с ним делать?

— Вышлют обратно завтра утром, — пожал плечами Цветков. — Немецкой стороне уже сообщили, прибудут специальные люди. Не могут они иначе, Максим Андреевич. Ясно, что шпион, враг махровый, тут и к бабке не ходи, а нельзя ничего поделать. Есть договоренность. Опять утремся и стерпим. Иначе такой вой поднимется на той стороне — дескать, Советы совсем распоясались, мирных людей хватают…

— Когда состоится передача? Кто участвует?

— Мы с Малашенко, так Павел Егорович распорядился. Руководство особого отдела не стало перечить. Дело деликатное, извиняться придется. В семь утра, напротив крепости. Тоже хотите поучаствовать?

В этом не было риска — так виделось со стороны. Невозможно сидеть на даче и держать руку на пульсе. Что-то назревало, а группа оставалась в стороне. Двое в штатском на машине с горкомовскими номерами не могли вызвать подозрения.

Это был дощатый причал напротив Ковылянского укрепления. Раньше здесь курсировал прогулочный теплоход, а теперь в связи с участившимися провокациями увеселительные мероприятия отменили.

Фаэтон стоял в стороне от причала, напротив вытащенного на берег ржавого катера. Максим с Коганом прислонились к капоту, курили, мрачно наблюдали за происходящим. Процессия с советской стороны прибыла на двух «эмках». Они приткнулись к причалу, вышли несколько человек. Четверо в форме, разошлись по сторонам, чтобы отсекать посторонних. Водитель второй машины остался на месте. Первым с заднего сиденья выбрался Цветков. Мрачно наблюдал, как вылезает стройный белобрысый мужик в облегающем джемпере и брюках. Цветков кусал губы, желание дать «рыбаку» по морде прямо не сходило с лица. Но он сдерживался.

А немец все делал медленно, похоже, даже получал удовольствие от происходящего. Поджарый, породистый, лет тридцати пяти от роду, сразу видно — офицер, он вылез из машины, потоптался, разминая кости. Цветков что-то процедил сквозь зубы: вперед. С обратной стороны вышел Малашенко, и процессия взошла на причал. Немец обернулся, что-то бросил сопровождающим, рассмеялся. Его проигнорировали, отвернулись.

Немец вел себя развязно, впрочем, палку не перегибал. Со стороны чужого берега подходила широкая весельная лодка. На веслах сидел плечистый фельдфебель с засученными рукавами и размеренно греб. «Как на прогулке», — машинально отметилось в голове. На носу стоял офицер в полевой форме, в фуражке с лихо задранной тульей, зевал, с праздным любопытством оглядывался кругом.

— Военных прислали, командир, как тебе это нравится? — пробормотал Коган. — Да, конечно, мирный инженер, сугубо гражданское лицо… Они ведь просто издеваются…

— Соглашусь, — вздохнул Максим. — Все прекрасно понимают, что происходит, но сохраняют дипломатическую мину. Ну, бывает, заблудился человек, затмение нашло…

Лодка плавно подошла к причалу, офицер вскарабкался на настил, козырнул. Офицеры НКГБ ответили тем же. Немец протянул руку, они, помявшись, по очереди пожали ее. «Отто Григ» ехидно усмехался. Он же чуть не смеялся, подлюка! Немецкий офицер произнес несколько слов, видимо, на ломаном русском. Цветков скупо отозвался, передал «высокой переговорной стороне» какие-то бумаги. Офицер не стал их читать, затолкал в карман. Фельдфебель в лодке приподнялся, помог «Григу» взойти на борт. Офицер спустился самостоятельно, небрежно отдав напоследок честь.

«Григ» развалился на банке, подмигнул Цветкову. Тот не сдержался и с досадой плюнул. «Григ» засмеялся. Фельдфебель уводил лодку от причала, разворачивался. Взгляд «Грига» скользил по советскому берегу. Задержался на машинах, на причале, на виднеющемся в отдалении укреплении со сторожевыми башнями. Потом переместился вправо, скользнул по ржавому катеру, по грязно-зеленой машине. Задержался на усердно дымящем Шелестове, отправился было дальше, но вернулся, снова мазнул Максима.

Возможно, он что-то почувствовал, хотя вряд ли — в мистические процессы майор не верил. Кривая ухмылка перекосила породистое лицо. Пристальный взгляд устремился дальше — в глубь советской территории, которая отныне для этого человека была закрыта.

— Напускное нахальство, не больше, — успокаивая, проворчал Коган. — Он не может не понимать, что провалил задание, и начальство его по головке не погладит. И вообще у них проблемы — как ни крути, а часть их агентурной сети мы вырезали.

— Боюсь, не самую важную. — Шелестов затоптал окурок. — Ладно, поехали, нечего тут больше делать.

По агентурной сети действительно был нанесен удар — щадящий, почти безболезненный, но тем не менее досадный. Несколько арестов по наводке Готфильда вырвали звено из цепи. Никто не сомневался, что скоро цепочка обратно соединится. А закордонные разведчики продолжали безмолвствовать. Агенты на допросах запирались недолго. Боль терпеть было трудно, а возможность покончить с собой была не у всех.

В районе обеда следующего дня заскочивший домой Малютин сообщил отвратительную новость: