Чингиз Абдуллаев - Идеальная мишень

С другой стороны, кто-то третий успел подложить взрывчатку в машину Ржевкина. На засаду в Схетон наверняка отправились несколько людей Кочиевского.

Я уверен: в Схетон за мной поехали двое. Тогда получается, что за мной следят не двое, а трое людей полковника. Значит, именно третий приехал к офису компании Ржевкина и установил в машине взрывное устройство? Я немного разбираюсь в таких вещах, хотя никогда не занимался диверсионной работой. На установку подобного устройства потребовалось две-три минуты. Нужно подключить взрывное устройство к системе зажигания, чтобы оно сработало в тот момент, когда машина тронется с места. Две-три минуты, не менее. Когда я вышел от Ржевкина и поймал такси, прошла минута, от силы полторы. К тому времени Ржевкин тоже успел выбежать из здания. Он наверняка смотрел на свою машину. Значит, у «третьего» времени в запасе не было. То есть он бы не успел управиться с автомобилем Ржевкина. Не говоря уже о том, что требовалось отключить систему сигнализации.

Но тогда выходит, что решение об устранении Ржевкина было принято Кочиевским еще до нашего разговора. Он справедливо рассудил, что не стоит оставлять в живых такого свидетеля. А может, бомбу подложили рано утром, когда Ржевкин только приехал на работу? Нет, не может быть — я сразу отметаю такой вариант. Кочиевский не пошел бы на подобный риск. Ржевкин мог уехать куда-нибудь по делам, мог просто выйти до нашей встречи и сесть в свою машину.

И тогда наша встреча могла сорваться. Если я все правильно рассчитал, то убийца должен был приступить к установке взрывного устройства в тот момент, когда я вошел в офис. За мной никто не следил, это я проверял. Где находился Ржевкин, знал только Кочиевский. Ему было важно устранить опасного свидетеля только после моей с ним встречи. Так и случилось. Значит, третий «наблюдатель» существует.

Я расхаживаю по своему номеру. Глухая стена, что напротив моего окна, все больше раздражает. Раздражает как некий символ моих попыток вырваться из тупика, в котором я оказался. Значит, Кочиевский отправил за мной троих «наблюдателей». Троих. Двое из них сопровождают меня, непосредственно следуя за мной, а еще один находится на «подстраховке». Очень умный шаг. Вычислить третьего чрезвычайно сложно. Ведь он, в сущности, не следит за мной, появляется только в тех местах, которые ему указывает Кочиевский.

Тогда выходит, что именно этот третий, дождавшись моего ухода от Кребберса, убрал его. Почерк схожий. Дождался, когда я выйду, убрал ненужного свидетеля. Но не исключено, что я ошибаюсь. Возможно, что Кребберса убрали люди Хашимова. В любом случае это ничего не меняет. Главное, что третий существует.

И он может появляться в самые неожиданные для меня моменты.

Кажется, Кочиевский рассчитал все, что можно было рассчитать, предусмотрел все возможные случайности. Не предусмотрел он только одного: спасения Хашимова и активности его людей в Москве, похитивших мою дочь. Но Кочиевский пока об этом не знает. Когда же узнает, перестанет мне доверять.

Значит, у меня время до утра. На часах уже полночь, а я все еще хожу по комнате. Несколько шагов вперед, несколько шагов назад. Я снова и снова смотрю на часы. Широкомордый и его спутник, наверное, уже легли спать. Они сегодня поработали на славу, сделали все, что могли.

Хорошо, что в каждом приличном отеле имеется телефонный справочник. Я довольно быстро нахожу домашний номер мадемуазель Сибиллы Дюверже, проживающей на авеню генерала Леклерка. Запомнив телефон, я наконец принимаю решение.

Нельзя терять ни минуты.

Я бесшумно одеваюсь. Эти мерзавцы, возможно, взяли номер за стенкой, возможно, сейчас прислушиваются… Осторожно прикрываю за собой Дверь и спускаюсь по лестнице, стараясь не шуметь. Слава богу, никого не встречаю.

Внизу сонный портье смотрит на меня с удивлением.

— Плохо себя чувствую, — объясняю я, — слишком душно. Пойду немного пройдусь.

Портье кивает — мол, понимает меня. Двери в парижских отелях запираются после двух-трех ночи. Правда, запираются символически, вы можете заявиться в любое время суток, и никто не удивится. Я выхожу на улицу. Над головой — стоящая на опорах линия метро. Хорошо, что не грохочет поезд, хотя время еще не очень позднее. С бульвара Гренель видна башня Монпарнаса. Я перебегаю на другую сторону, уворачиваясь от несущегося навстречу мотоциклиста, оглядываюсь.

Кажется, за мной никто не вышел. Сворачиваю в боковую улочку. Еще раз сворачиваю. Карточка с номером у меня в руках, я обязан позвонить.

Первым делом, я набираю парижский номер. Прости меня, мама, но я в первую очередь думаю об освобождении нашей Илзе. Жду недолго. Вскоре молодой голос говорит по-французски:

— Алло. Я вас слушаю. Кто вам нужен?

— Мне нужна мадемуазель Дюверже. — Я помню несколько французских фраз.

— Я вас слушаю.

— Простите, мадемуазель, вы говорите по-английски? — спрашиваю я.

— Немного. Кто это? Что вам нужно?

— Я друг мистера Труфилова.

— Кого? — удивляется мадемуазель — или делает вид, что удивляется.

— Я друг Дмитрия Труфилова. Мне нужно срочно с вами встретиться. У меня очень важное дело.

— Но я вас не знаю, мсье, — резонно возражает Сибилла. — Уже довольно поздно…

— Речь идет о его жизни, мадемуазель, — решительно перебиваю я собеседницу. — И о вашей тоже, — поспешно добавляю. — Только эти обстоятельства и заставили меня позвонить вам так поздно. Поймите меня, мадемуазель Дюверже.

— Я все понимаю, — отвечает Сибилла, — но все-таки уже слишком поздно.

Давайте встретимся завтра утром.

— Необходимо встретиться сейчас, — заявляю я решительно. — Именно сейчас. Завтра может быть поздно.

— К чему такая спешка?.. — Сибилла явно колеблется, возможно, с кем-то советуется. — К чему такая спешка? — снова спрашивает она.

— У меня дело чрезвычайной важности, — настаиваю я.

— Хорошо, — наконец соглашается Сибилла. — Приезжайте прямо сейчас.

— Спасибо. Я буду у вас через пятнадцать минут.

После этого я быстро набираю номер наших московских соседей. Слава богу, что разница во времени всего два часа, так что еще не очень поздно.

Трубку снимает наша соседка. Она знает мой голос.

— Зинаида Аркадьевна, добрый вечер. Вы уж извините, что я так поздно.

Вы не могли бы позвать к телефону мою мать. Я никак не могу к ней Дозвониться.

— Конечно-конечно, — говорит соседка. — У нас сегодня такое случилось… — Я в ужасе замираю. Неужели мать рассказала о похищении Илзе, несмотря на мой запрет? Тогда девочку могут не вернуть никогда. Если узнает милиция, все может рухнуть. — У нас сегодня кошка забралась в водосточную трубу, — продолжает соседка. — Хорошо, что ее вытащили оттуда пожарные.