Никэд Мат - Желтый дьявол [Том 2]

— Ваше превосходительство, вождь партизанских отрядов Амурской области большевик Мошков сегодня при попытке бежать застрелен конвоем… — И в казачьи усы Иудина улыбка.

— Аригато! [13] Спасибо. — Мертвое желтое лицо японского генерала — чуть огонек в глазах.

Больше ничего.

Кабинет Вудро Вильсона.

Секретарь. Нажим кнопки. Следующая бумага. Секретарь читает:

Доклад генерала Грэвса. Партизаны. Их много. Ряд неудач. Что делать?

Вудро Вильсон:

— Ответьте: и им и нам. По-хорошему. Нам больше. Секретарь пишет:

« Временно придерживаться дружелюбной политики по отношению к партизанам ».

Бумага с резолюциею летит (по Синклеру) в 42-ой этаж. Оттуда в 29-ый. Опять в 37-ой, вниз. Десять пальцев миловидной девушки нажимают механический пресс:

…В узком цилиндре подземной почты послание Вильсона летит на пароход.

Генерал Грэвс сидит в плетеном кресле и слушает, как переводчик знакомит его с общественным мнением Владивостока по скудным данным «Голоса Родины».

Генерала главным образом интересуют кражи, убийства и передовая статья.

«Сколько потенциальной энергии в этом народе! — думает генерал. — Но абсолютное отсутствие техники это возмутительно!»

— Господину генералу, срочно. Пакет:

Штаб Американских экспедиционных войск.

Генералу ГРЭВСУ.

Владивосток .

Генерал расписывается в получении пакета и немедленно распечатывает его.

Это письмо Вильсона.

Генерал читает, и философский взгляд его зацепляется за кончик его желтого ботинка.

— Дружелюбную… Гм… Хорошо!

— Я предпринял все, что мог.

— Безрезультатно?

— Да. Вторая часть документа бесследно исчезла.

Таро возмущен.

— Чоррт! Неужели при наличии нашего аппарата разведки нельзя было найти эти проклятые лоскутья. Из-за них погиб генерал Сизо… О-ой требует…

— Я использую последнее средство…

— ?

— Я поищу документ у американцев.

— Это идея! Действуйте.

— Вы должны мне дать возможность проникнуть в американский штаб.

— Иес! Вам будут поручены переговоры, касающиеся некоторых концессий. Под этим предлогом вы можете иметь дело с генералом Грэвсом, майором Ходжерсом и другими.

Когда дверь за Таро закрывается, маска вынимает блокнот и пишет:

Москва ВЧК.

Дайте более конкретные директивы относительно американцев .

Дроздов.

Важно пыхтит округлая гондолочка — четырехместный автомобиль майора Ходжерса.

Столь же важно попыхивает черной манильской сигарой и сам майор Ходжерс.

И вероятно не менее важно бьется и майорово сердце, спрятанное где-то выше округлого чинно колыхающегося живота.

Три прочих мистера, находящихся в автомобиле, настроены не менее важно… У их ног камеры фотографических аппаратов и какие-то тщательно завернутые округлые цилиндры.

Это — ручные гранаты.

Ни в экспедицию за страусовыми яйцами, ни в исследование гробниц фараонов, — мистеры не едут. Они едут в Свиягино для переговоров с партизанами.

— Нам нечего опасаться, — успокаивает майор своих спутников.

Однако, наружное спокойствие майора не мешает трем пальцам его правой руки спустить предохранитель револьвера, спрятанного в кармане майора.

В хорошо блиндированном броневике американцы приезжают в Свиягино.

Оттуда, по ветке, верст двадцать, около Белой Церкви назначено место переговоров.

Важно высаживаются американцы. Местным жителям не каждый день приходится любоваться таким зрелищем.

Старый Мартын, железнодорожный будочник, объясняет своей дражайшей половине:

— Американцы хорошие люди, что и говорить…

…Однажды кто-то проездом бросил ему пол банки сгущенного молока.

На полянке у опушки леса — место переговоров.

Партизане стараются сохранить серьезность, но это удается трудно. Важность мистеров их смешит.

Штерн, занятый военными операциями в Сучанской долине, не успел сам приехать на переговоры и поручил их начальнику отряда Возному — ближайшему в районе свидания с американцами.

…Нет переводчика. Американцы совсем упустили это из виду. А во всем партизанском штабе только один из городских — самоучка Смирнов — знает немного по-английски.

— Тащи его сюда.

Партизаны бросаются искать Смирнова. А он, пользуясь свободным временем, у ручейка разделся, разлегся на солнышке, и нет ему дела до каких-то американцев.

— А ну их!

— Возный приказал.

Смирнов, что-то ворча, встает и с явным недовольством начинает одеваться.

— Принципы американского народа, — это прежде всего принципы гуманности и миролюбия — говорит майор Ходжерс.

Он напрягается, чтобы вложить в свои слова побольше чувства.

Он напрягается очень, ибо американцу говорить с чувством не так-то легко. Но дипломатия вообще вещь не легкая…

— Насчет миролюбия говорит, — попросту переводит Смирнов.

— Что ж, скажи им, что мы тоже не прочь — отвечает Возный. Пусть только не мешают.

Смирнов что-то говорит по-английски, делая огромнейшие паузы. По-видимому, недостающие в его лексиконе слова он заменяет другими, более или менее схожими.

Мистеры укоризненно качают головами. Затем Ходжерс опять напрягается и произносит:

— Американский народ согласен во всем идти вам на встречу. Мы дадим вам обмундирование, галеты, медикаменты…

— Снабжать нас обещают, — переводит «переводчик».

— Что ж, и это хорошо. Спроси, бесплатно или за деньги.

— …Мы просим только не беспокоить средства сообщения, — продолжает Ходжерс. — Не разрушать дороги, не взрывать поездов…

— Говорит, чтобы мы в сопках сидели и поездов не трогали — объясняет Смирнов.

Партизаны хохочут. Возный:

— Тише там! — К переводчику:

— Скажи им, что мы не будем трогать участка дороги, охраняемого американскими войсками, только при том условии, если на этот участок не будут допущены Калмыков и прочие. Если поездами не будут пользоваться наши враги для передвижения своих войск.

— Американские экспедиционные войска примут все зависящие от них меры… — заявляет Ходжерс.

— Тогда пусть дают галетов! Мы согласны!

Мистеры оживленно переговариваются. Видно, что они в восторге от достигнутых результатов.

Ходжерс выпячивает грудь и начинает произносить, по-видимому, весьма содержательную и прочувствованную речь.

Переводчик, вначале прислушивающийся, скоро машет рукой:

— Одним словом, приветствует нас, — дает он конспект речи майора.

Майор же, сам расчувствовавшийся от своей речи, опускает руку в карман, что-то ищет, пока, наконец, не вытаскивает чистенький новенький доллар.