Никэд Мат - Желтый дьявол [Т. 1]

— Молчать! Ступайте.

Бобров уходит. Суровое лицо Пережогина не меняется в своем выражении. Но он о чем-то задумался.

— Ваня! Ты не слышишь? Стучат.

— Где? — Иван Федорович вскакивает.

— В нашу дверь.

— Не может быть! — Иван Федорович хватается за голову.

— Что это? Обыск? Конфискация?

У Ивана Федоровича волосы дыбом. Его жена Марья Григорьевна спешит к комоду. Скорее — кольца, серьги, часы. В старый чепчик завернуть — бросить на верх печки. Костюм мужа, летнее платье — в узелок, в амбар под дрова.

Стучат.

— Сейчас, сейчас откроем! Ключи ищем, — кричит в коридор Иван Федорович. Коленом зацепился за умывальник, падает на пол. Глаза на выкате.

Шопотом:

— А вдруг расстреляют… Надо письма уничтожить. Сжечь. Где спички? Маша, спички.

Марье Григорьевне некогда. Губы матовые — лихорадит. Куда спрятать деньги? За люстру, под шкаф, в матрац — найдут, найдут. Везде найдут. О, проклятые. К себе за кофту. Не отдаст. Пусть убьют.

Сама к дверям. Долго возится: ключ, цепочка, затем крючок, заслонка.

— Ну, идите!

У дверей хорошо одетый японец. Спокойно покуривает папиросу. Улыбается.

— Здесь квартира банковского служащего Передрягина?

Марья Григорьевна ничего не понимает. Но японец держит себя чрезвычайно свободно.

— Мне нужно повидаться с Передрягиным по делу. Здесь он?

— Здесь! Войдите.

«…что касается Читинского банка, примите все меры предосторожности…»

Начальник комиссии по эвакуации морщится. Легко предписать. А, ну-ка попробуйте справиться с этими людьми, в каждом из которых сидит мелкий авантюрист, каждый из которых не прочь наживиться.

— Есть у вас надежные ребята? — спрашивает он своего помощника.

— Есть, некий Передрягин — аккуратный служака и, по- видимому, честный человек.

— Поручите ему наблюдение за погрузкой золота, — говорит начальник.

— Слушаюсь!

На вокзале спешная работа по погрузке золота. Подводы с ценными бумагами и деньгами под усиленной охраной под’езжают к товарной платформе. То тут, то там шныряют банковские служащие с папками дел и связками ценных бумаг.

Передрягин у буфета нервно пьет чай стакан за стаканом, по временам боязливо поглядывая на часы.

Наконец он расплачивается, нервно закуривает папиросу и быстро направляется к выходу.

— Нет ли у вас спичек?

— Пожалуйста!

Спросивший японец берет коробочку ленивым движением, зажигает спичку и рассеянно кладет коробочку к себе в карман.

— Ах, простите, я совсем забыл, это ведь ваши. Благодарю. — И он возвращает Передрягину спички.

Но тут уже другая коробка, не та, которую дал Передрягин. А на дне той под спичками крошечная записочка:

30 слитков по 5 фунтов.

20 слитков по 3 фунта.

Золотой монеты на 200 тысяч.

Банковских билетов 102 милл.

3-й и 5-й вагон.

— Йес, — ухмыляется про себя японец, развернув бумажку. Вдруг он чувствует, как сзади вплотную к его голове наклонилась чья-то другая голова. Голос:

— Ни с места!

Твердая рука сдавливает кисть японца.

Группа белогвардейцев расположилась за курганом около полотна железной дороги. Нетерпеливо кого-то ждут.

— Где он? Пора уже. Сейчас прибудет поезд.

— Он должен на вокзале получить сведения о вагонах.

— Кто-то идет! Слышите?

Вблизи показываются несколько человек. Впереди них японец.

— Кто там? — все вскакивают на ноги.

— Свой! — отвечает японец. Все опять спокойно усаживаются.

В то же время из-за кустов с криками и выстрелами выбегает несколько человек, затем еще и еще… Плотное кольцо окружает белогвардейцев. Это ребята пережогинского отряда. Их около сотни. У белогвардейцев опускаются руки.

— Что, попались, голубчики! — смеется Бобров.

— Ну, сдавайте оружие и убирайтесь, пока пули вас не догнали.

…Вдали уже показывается дымок паровоза. Через несколько минут с грохотом и шумом приближается поезд, вблизи под’ема заметно замедляя ход. Несколько пережогинцев бросаются к паровозу и ловко вскарабкиваются к машинисту.

Поезд — стоп.

Все бросаются к запломбированным дверям 3-го и 5-го вагонов.

— Даешь золото! — кричит Бобров.

— Золото — наше!

Там, где кончаются Байкальские туннели, лента рельс вырвавшись из-под сводов, делает крутой поворот на юг, убегая в тайгу, там, под Верхнеудинском; легкими мостами она перебрасывается через Селенгу, Ингоду — скатываясь к песчаной, терпкой смоляными запахами Чите — ключу всего Дальнего Востока.

Отсюда две дороги: в Китай и на Амур.

В этом повороте близко надвинулась тайга.

Бесшабашный поезд летит, качаясь на закруглениях, то ускоряя, то замедляя ход… — неопытная рука им управляет; гремит тайга, переливается, — ей вторят холодные ключи, да крики птиц.

Осень горит всеми цветами озноенных, обожженных листьев и зачервленных сгорающих игл.

Гром поезда по временам заглушает пулеметный чокот и одиночная беспорядочная винтовочная стрельба.

Напуганный, настороженный, он мчится неизвестно куда, удирает… Тревожные гудки от времени до времени нарушают его беспорядочный грохот бега. — Точно подбадривает он себя этим гулом, грохотом колес, залпами выстрелов.

Но вот на тормозах все задрожало. Крики, выстрелы… и пачками из товарных вагонов сваливаются к насыпи вооруженные, разношерстно одетые люди.

— Тащи их!..

— Сюда тащи! — и несколько человек гурьбой бросаются к вагону, рвут дверь, вскарабкиваются туда и через минуту ящики один за другим, обитые железом, продолговатые, спускаются с вагона и грузно увязают в балласте насыпи. Другие подхватывают их снизу и тащат в конец эшелона на рельсы.

— Сюда, братва!.. — кричит какой-то истошный голос.

— Эй, вы, обормоты, что затеяли? — и взлохмаченная седая голова свешивается из оконного люка заднего американского вагона.

— Иди сюда — узнаешь! — кто-то кричит.

— А то опоздаешь, — смеются…

Голова скрывается на миг, а потом — упругий, совсем не старческий прыжок на насыпь, и Пережогин бегом бросается к толпе, махая нагайкой:

— Черти, рано!

— Чего там, крой, ребята — некогда ждать!

— Хотя бы караул поставили. На паровозе есть кто? — и Пережогин клином врезывается в толпу.

— А бес его знает!.. — отзывается взводный Бобров, не оборачиваясь, и начинает рубить ящик.

Трах!.. — ящик разламывается и золотые слитки звеня разваливаются, скользят на рельсы.

Миг — все замерли: обалделые лица, горящие глаза, раскрытые рты, настороженные в порыве жесты, зачарованные гипнозом золота.

Еще через миг — все бросаются к слиткам…

— Стойте!.. Обалдели!.. По порядку… — и несколько ударов нагайкой остановили толпу.