Джордж Джонас - Месть

— Пилоты бомбардировщиков имеют право быть неразборчивыми, когда бомбят, — сказал Карл. — Артиллерия так же может быть неразборчивой. Им разрешается допускать ошибки. А мы на это права не имеем.

Авнеру и Гансу такая точка зрения была ясна. Но Стив и Роберт отчаянно протестовали.

— Бога ради, — возражал Роберт, — когда террористы подрывают автобус с еврейскими детьми в нем, они ликуют. Когда стреляют в беременную женщину-еврейку и убивают ее, они гордятся своим поступком. Они делают все это не по ошибке: они специально охотятся за женщинами и детьми. Понимаете ли, вы это? Специально. К чему же вся эта болтовня?

Все это было справедливо. Так, например, 17 декабря 1973 года за несколько дней до того, как они уехали в Гларус, группа палестинских террористов бомбила лайнер авиакомпании «Пан Ам» в Риме: тридцать два человека сгорели заживо, сорок — были ранены. 11 апреля 1974 года на севере Израиля в городе Кирьят Шмоне федаины напали на жилой дом. Убили восемнадцать человек и ранили шестнадцать. Среди пострадавших было много женщин и детей. В мае 1974 года террористы Народного фронта захватили в качестве заложников детей — двадцать два человека. Это произошло в городе Маалот в Северной Галилее.

Убийства гражданских лиц не было просчетом террористов. В большинстве случаев — это была основная цель их операций.

— И что же? — отвечал на это Карл. — Разумеется, эти различия существуют. А вас, что, беспокоит, что мы отличаемся от террористов? Меня это, напротив, радует.

Ошибка в Гларусе мучила Карла больше, чем всех остальных. Не то чтобы он впал в хандру или бездействие, но он просто чаще стал погружаться в задумчивость. И трубку свою посасывал теперь еще дольше, прежде чем высказаться по поводу очередного плана. Осторожный Карл удвоил осторожность начиная с того самого дня, когда произошли события в Гларусе.

Авнер соглашался с Карлом. Он не был склонен к абстрактным рассуждениям, но чувствовал, что Карл прав. Заканчивая очередную дискуссию, он обычно говорил:

— Друзья, прекратим философствовать по этому поводу. Хорошо? Будь мы и в самом деле философами, мы бы преподавали в Иерусалимском университете и зарабатывали бы вдвое больше. Давайте обсудим нашу операцию. В конце концов именно это и есть наша работа.

В Лондоне времени на разговоры не оставалось. Авнеру хотелось за эти три-четыре дня успеть как можно больше. Затем вернуться во Франкфурт для встречи с Робертом и Стивом. Если окажется, что Саламэ действительно в конце мая приедет в Лондон и обстоятельства позволят использовать взрывчатку, то Роберту придется вновь ехать в Бельгию для подготовки операции. Времени оставалось немного.

Встреча с осведомителем была назначена в холле отеля «Гросвенор» на Парк Лейн. Время встречи не было оговорено. Они посменно будут сидеть в холле по часу или по два. Тот из них, кто увидит осведомителя, позвонит остальным по телефону и направится в Гайд Парк к входу «Брук Гейт». Осведомитель, независимо от них, придет туда же. Для безопасности двое из них будут наблюдать за встречей издали. Во-первых, они смогут быть уверенными в том, что никто за ними не следует, а во-вторых, если обнаружат опасность, у них будет возможность предотвратить ее или предупредить о ней. Эта процедура была общепринятой. Авнер в свое время слышал, что в Мадриде Барух Коген погиб во время встречи с одним из своих информаторов именно потому, что по какой-то причине эти правила не были соблюдены.

Они ждали осведомителя в любой из трех дней — девятого, десятого или одиннадцатого числа, в промежутке от десяти до четырех часов дня. Такая неопределенность была в общем тоже узаконена правилами, но вызывала досаду. Когда-то в самом начале своей деятельности Авнер любил сидеть часами в холле какого-нибудь отеля и наблюдать за происходящим. Тогда ему казалось это увлекательным и интересным. Теперь это стало раздражать. Может быть, сказывалось напряжение? Может быть, он просто постарел?

В первый день они никого не дождались.

На следующий день, в пятницу, после того как его сменил Ганс, Авнер собирался вернуться к себе в отель и вдруг почувствовал, что за ним кто-то следит. Тогда вместо того чтобы выйти через главный вход, он вышел из отеля через заднюю дверь, пошел прямо на Ривс Мьюс, свернул налево на Саус-Одли-стрит и собирался наиболее коротким путем добраться до американского посольства. В тот момент, когда он хотел пересечь по диагонали площадь Гросвенор, он ощутил позади себя чье-то присутствие. Ничего необычного для Лондона, тем более днем, в этом не было. Но Авнер чувствовал чей-то взгляд на своем затылке. Ощущение было настолько острым физически, что, еще не отдавая себе отчета, в чем дело, он машинально провел рукой по своему затылку. Опустив руку, он осознал, что именно его беспокоит.

Авнер всегда относился к сигналам своего «шестого чувства» крайне серьезно. И, как правило, не ошибался. Если сигнал подан, это может означать одно — опасность.

Однажды, в те времена, когда он был еще простым агентом, ему случилось срочно покинуть дом, где он жил. Это было в Мюнхене. Видимых причин для этого не было. Однако, несмотря на то, что была уже глубокая ночь, он это сделал.

Он вернулся тогда домой с твердым намерением сразу же лечь спать. И вдруг его «шестое чувство», его инстинкт самосохранения подсказал ему, что надо немедленно упаковать чемодан и уходить. Не размышляя, он быстро собрался и вышел из дома. Завернув за угол, он увидел, что машины немецкой полиции подъезжают к дому, где он жил. Полиция ехала с обыском.

Авнеру никогда и в голову не приходило, что его «шестое чувство» имеет какое-нибудь таинственное происхождение. Он просто считал, что у него необычайно развита восприимчивость к самым разным сигналам об опасности, даже если они и выражены очень слабо. Он регистрировал эти сигналы в общем-то бессознательно, и только после этого уже мог их вполне сознательно расшифровать.

Тогда, в Мюнхене, возможно, его насторожило выражение лица хозяйки, когда он вошел. Может быть, она знала о предстоящем обыске и это отразилось как-то в ее взгляде. А через несколько секунд он ощутил тревогу, хотя и не отдавал себе отчета, почему именно.

Сейчас, шагая по улицам Лондона, Авнер не стал оглядываться. Вместо того чтобы пересечь парк и через пять минут выйти к отелю «Европа», он продолжал идти вдоль Норд-Одли-стрит. Он знал, что преследователь идет за ним и пытался его рассмотреть, ловя его отражение в витринах магазинов и в стеклах, проезжавших машин. Но ничего из этого не вышло. Он не думал, что на него нападут вот так, среди бела дня. И уж во всяком случае не на углу Норд-Одли и Оксфорд-стрит — это может произойти. Но, как знать? Авнер сожалел, что не вооружен и надеялся лишь на то, что его преследователь об этом не догадывается.