Питер О'Доннелл - Недоступная девственница

Ее интимные отношения с Брюнелем всегда развивались по одной и той же схеме. Лиза легла на спину и раздвинула ноги. Он встал перед ней на колени, наклонился вперед и медленно опустился на нее. Почувствовав его внутри себя, Лиза закрыла глаза. Правая рука ее скользнула под подушку и нащупала стилет. Лиза не ждала, она не осмеливалась ждать. Вытянув руку с ножом вдоль тела, она медленно занесла ее, развернула кисть и ударила.

Несмотря на то что из такого положения нанести резкий удар было практически невозможно, нож без сопротивления вошел в спину. Брюнель дернулся и как-то удивленно вскрикнул:

— Но Лиза!

Все было кончено. Его тело обмякло. Лиза выскользнула из-под него и, почувствовав приступ тошноты, изогнулась, с силой оттолкнула от себя тело, и оно рухнуло рядом с кроватью.

Через пять минут она, пошатываясь, вышла из ванной и, цепляясь за стулья, подошла к постели. Боль в желудке стала невыносимой, словно раскаленный уголек сжигал Лизу изнутри.

Брюнель лежал на боку, нож вошел между лопаток по самую ручку. Рядом растекалась лужица крови. У Лизы закружилась голова, она не знала, что ей делать дальше. До этого она трижды убивала по приказу голосов, но распоряжения всегда отдавал Брюнель. Теперь он сам стал их Врагом, и она убила его, но голоса почему-то молчали, и Лиза растерялась.

Она провела ладонью по вспотевшему лицу и согнулась от острой боли. Она не могла больше оставаться в этой комнате вместе с мертвым Брюнелем. Лиза с трудом выпрямилась, накинула халат и, открыв дверь в коридор, едва не рухнула без чувств.

Прошло некоторое время, прежде чем она пришла в себя и стала звать на помощь.

Модести не слышала ее криков. Она спала — набиралась сил для той работы, которая предстояла сегодня ночью. Разыгранная утром комедия не доставила ей никакого удовольствия, но и не деморализовала.

Поначалу она нисколько не сомневалась, что все окончится благополучно. Но когда ее привязали к бочке и вокруг собралась толпа обуреваемых похотью туземцев, Модести решила, что рассчитывать на благоприятный исход не приходится. Она надолго задержала дыхание и напрягла все мышцы тела. Минута, и Модести ввела себя в состояние каталепсии.

«Если теперь меня изнасилуют, — подумала она, — по крайней мере, я ничего не увижу, и потом не будут мучить тяжкие воспоминания».

Да, тогда она потеряла сознание, а через несколько секунд приехал Брюнель. Очнувшись, Модести поняла, что ничего не случилось, и испытала чувство облегчения.

Оказавшись у себя в комнате, Модести вылила отравленную воду в унитаз и легла спать.

Через час что-то разбудило ее. Она села и, прищурив глаза, стала прислушиваться к непонятной возне в коридоре, откуда доносились какие-то голоса, шарканье ног, крики. Потом послышался шум во дворе. Она встала и подошла к окну. Сквозь щель в жалюзи она увидела Камачо, который что-то кричал, размахивая своим ружьем. Сейчас он был на дежурстве и, судя по позе и интонации, переговаривался с кем-то на первом этаже.

Модести задержала дыхание и, приложив ладонь к уху, прислушалась. Видимо, произошло что-то непредвиденное. Казалось, над домом нависла какая-то угроза. Через некоторое время она разобрала голос Жако Муктара.

— …Спятила! Она убила его — убила Брюнеля! Ее выворачивает наизнанку, наверное, приняла яд! Чанс велел немедленно привести доктора!

— Ты что, пьяный! — крикнул Камачо. — Убила Брюнеля? Пойди проспись!

— Да Господи! Я же говорю тебе, она убила его! Ножом в спину! Немедленно приведи этого чертова Пеннифезера! Быстрее же, Камачо!

Модести быстро анализировала ситуацию. Лиза убила Брюнеля. Невероятно, но, судя по тону Жако, это действительно так. Почему и как она это сделала, не имеет значения. Сделала. Брюнель мертв. И это меняет все, подумала Модести, торопливо одеваясь.

Сейчас сюда приведут Джайлза Пеннифезера. Воспользоваться бы этой суматохой, думала Модести, иначе может оказаться слишком поздно. Смерть Брюнеля изменит ситуацию, и изменит, скорее всего, в худшую сторону. Теперь всем будет заправлять Чанс, во всяком случае, некоторое время. Он никогда не сможет заменить Брюнеля, не справится с его операциями, но амбиций и честолюбия ему не занимать. Тщеславие ослепляет его, он не понимает, что таким, как он, не по силам тягаться с Брюнелем.

А когда Чанс встанет у руля, мне не жить, хладнокровно рассуждала Модести. Он ненавидит меня всеми фибрами души, я видела его глаза. Джайлз тоже умрет, скорее всего, медленно и мучительно. У Чанса не хватит терпения и ума продолжать политику Брюнеля, он не умеет ждать, координаты нужны ему немедленно, сейчас же. Поэтому Джайлза ждет судьба Новикова. При этом Чанс, наверное, и не верит, что Джайлз знает эти координаты.

Модести достала из тайника кухонный нож, отмычку и бутылочку-конго и убрала их под матрас, чтобы были под рукой. Неплохо было бы рассовать их по карманам, но лучше подождать, когда настанет время действовать. Пока ситуация была непредсказуемой.

Когда Камачо уйдет, я смогу спуститься в патио, решила Модести. Если удастся незаметно пересечь его, я пойду следом за Камачо, уберу его, освобожу Джайлза и приволоку его к машине…

Она надела тяжелые ботинки и снова подошла к окну. Со стороны северного крыла к дому подъехал грузовичок и остановился у главного входа. В кабине сидели Ван Пинаар и Селби, в кузове — двое кикуйю с ружьями. Сегодня в деревне Модести видела целую дюжину кикуйю, они выполняли роль надсмотрщиков при банту. Судя по всему, в маленькой империи Брюнеля кикуйю были своего рода полицией, которая подчинялась его белым помощникам. Они производили впечатление городских жителей, в отличие от простодушных селян банту, и великолепно обращались с оружием.

Ван Пинаар что-то сказал им, показывая пальцем на окно комнаты Модести, и вместе с Селби побежал к дому. Похоже, через окно выбраться не удастся, подумала Модести. Правда, оставалась надежда, что в суматохе Чанс забудет о ней до завтра или, по крайней мере, отложит разбирательство до тех пор, пока не получит полной уверенности, что ей не удастся преодолеть действие наркотика.

Надежда весьма призрачная. Модести даже поморщилась.

Если я хоть немного разбираюсь в людях, подумала она, Чанс, наверное, заснуть не может от ненависти ко мне. Это чувство уже почти сожрало его.

Модести решила было открыть дверь отмычкой, но, поразмыслив, отказалась от этой идеи: в коридоре и по лестнице непрерывно шныряли люди Брюнеля. Без оружия здесь не прорваться. Выглянув из окна, она заметила на углу южного крыла Джайлза Пеннифезера. Сзади его пинками подгонял Камачо. Джайлз все еще хромал, но походка его стала более уверенной, чем три дня назад. Довольно странно. Неужели Брюнель приказал отменить пытки?