Питер О'Доннелл - Недоступная девственница

Модести убрала отмычку в карман и пошла по коридору. Здесь находились комнаты пятерых помощников Брюнеля. Отправляясь как-то раз на прогулку, она видела, как они выходили отсюда.

Камачо хрюкал во сне, как свинья. Модести немного подождала, потом бесшумно сдвинула засов и проскользнула в комнату. Камачо спал на животе, поджав руки под себя. Включив фонарик, Модести быстро осмотрела комнату, готовая в любую секунду, если только дыхание спящего изменится, выключить свет. У стены стояло охотничье ружье, через спинку стула была перекинута кобура со «смит-вессоном».

Соблазн был велик, но Модести справилась с искушением. Завтра ночью она отправится за Джайлзом. Тогда будет самое время вооружаться.

Она бесшумно вышла из комнаты, закрыла дверь и осторожно двинулась в направлении южного крыла, где находилась ее комната. Заперев отмычкой дверь, Модести спрятала свои трофеи за бачком унитаза и разделась. Настроение у нее было превосходное, но подсознательно она продолжала думать об Уилли Гарвине. Теперь ей надо было привыкать к жизни с этими скорбными воспоминаниями.

«Все отлично, Уилли, — снова начала Модести разговор с Гарвином. — У них три легковых автомобиля и один «лендровер». Вряд ли они снимают с них на ночь аккумуляторы. Я возьму «лендровер» и напрямую соединю контакты зажигания. А остальные машины я выведу из строя. Может, на ферме у них есть и другой транспорт, но пока они туда доберутся, у меня уже будет приличный отрыв. Сегодня ночью я попробовала свои силы. Все в порядке, Уилли. Это была работа вхолостую, но я в порядке. Наркотик вышел из моего организма. Завтра ночью я начинаю. Пожелай мне успеха, Уилли, любовь моя».

Темнота не ответила ей.

Лиза не спала. Боль в желудке усилилась, стала острей, но не только это не давало ей заснуть.

Закрыв глаза, Лиза прислушивалась к голосам и дрожала от охватившего ее ужаса. Прошлой ночью они целый час нараспев диктовали ей свои приказы — холодно и бесстрастно, как хор из древнегреческой трагедии.

Распоряжения голосов ошеломили Лизу: никогда раньше они не требовали от нее ничего подобного, и Лиза испугалась. Да и звучали они теперь иначе. Подбор слов, стиль, построение фраз — все это оставалось прежним или почти прежним, но тембр голосов стал жестче, а в их обычном безразличии явственно прослушивалась тревога, как будто они сами растерялись в сложившейся ситуации.

«…Брюнель должен умереть, Лиза. Выбор пал на тебя. Брюнель превратился во Врага. Ты наше любимое дитя, наша надежда и опора. Брюнель должен умереть, и мы выбрали тебя. Это большая честь для тебя, честь и награда. Сделай это, и ты найдешь мир и гармонию. Тебе простятся все грехи прошлого, обо всех твоих проступках будет забыто навсегда. Брюнель стал Врагом. Брюнель должен умереть. Дьявол овладел его разумом. Он должен погибнуть от ножа, и выбор пал на тебя. Подчиняясь нам, ты найдешь мир и гармонию. Только так, только с нашей помощью. Брюнель должен умереть от ножа. Нож лежит у тебя под подушкой. Мы определили время. Не ты, а мы. Это не должно произойти под открытым небом, только в доме, когда он будет лежать рядом с тобой. Когда Брюнель ляжет с тобой в постель, он должен погибнуть от твоего ножа. Не бойся и не мучай себя вопросами. Брюнель стал Врагом и должен умереть. Выбор пал на тебя…»

Прижав ладони к ушам, Лиза беспокойно ходила по комнате. Голоса продолжали свою бесконечную песню до тех пор, пока слова ее не врезались в мозг Лизы. Час прошлой ночью и вот теперь снова. Она приподняла подушку и увидела стилет с тонким хищным лезвием.

Вчера Лиза с ужасом думала о ночном свидании с Брюнелем, но когда он не пришел, мучения ее стали невыносимыми: она понимала, что это всего лишь отсрочка, что страшный момент неумолимо приближается и ослушаться ей не удастся. Она несколько раз перекладывала стилет с места на место и со страхом ждала появления верховного жреца голосов, теперь превратившегося в их главного Врага. Но Брюнель все не шел и не шел…

Перед завтраком Адриан Чанс отправился в комнату Жако. Балконное окно было широко открыто. У окна стоял небольшой стол тикового дерева, который Жако использовал как верстак. На стене висели его четыре пистолета. Всю стену под ними занимал стеллаж с инструментами. К столу были прикручены слесарные тиски.

Жако сидел за столом и внимательно изучал разложенную на нем карту. Чанс угостил его сигаретой, сел в кресло и вытянул ноги. Жако приветливо улыбнулся.

— Сегодня мы загадаем Блейз новую загадку, — сказал Чанс. — Ты слушаешь меня, Жако?

— Конечно. По-моему, самая хорошая загадка — вогнать ей пулю в живот.

— У меня есть идея получше, но еще не время, — улыбнулся Чанс. — Сегодня мы играем по сценарию Брюнеля.

— Не только сегодня, каждый день.

— Кто знает. Ну ладно, не будем загадывать. Скоро она спустится к завтраку — это будет старомодный, церемонный завтрак: она входит в столовую, мы встаем, обращаемся с ней как с леди. Знаешь, как это? Она берет из пачки сигарету, а ты пулей летишь к ней с зажигалкой, понятно? Потом Брюнель еще раз покажет ей «Бонаккорд». Тут она начнет гадать, что будет дальше.

— А дальше?

— Пока ничего. Ленч. Мы обращаемся с ней так же вежливо, предупреждаем каждое ее желание. Все нормально, она расслабится. Затем уходит Брюнель, и мы перестаем ее замечать, ее просто нет. Понимаешь, что я имею в виду?

— Знаю. Как в прошлый раз.

— Да. Потом входят Селби и Лоеб, связывают ее, тащат ее на ферму, срывают одежду, привязывают к пустой бочке из-под бензина. В этот момент из хижин выскакивают аборигены, а дальше — групповое изнасилование.

Жако дернул головой и с надеждой спросил:

— По-настоящему?

— Как же! — Чанс криво усмехнулся. — В последнюю минуту, точнее — в последнюю секунду на сцене появляется наш герой.

— Герой?

— Брюнель, идиот! Он появляется и прекращает спектакль. И наша темноволосая красавица возвращается к себе в комнату целая и невредимая.

— И зачем все это?

Чанс тяжело вздохнул.

— Если бы ты был женщиной, Жако, и пятьдесят вонючих банту выстроились в очередь, чтобы тебя поиметь, — что бы ты почувствовал при появлении благородного рыцаря?

Жако задумался.

— Но она же поймет, что это делается по его приказу, что он сознательно делает ее своим должником. Ясно же будет, что все это подстроено Брюнелем.

Чанс смял сигарету.

— Она не понимает даже, утро сейчас или вечер, Жако. Мы накачали ее наркотиками, она уже ничего не соображает. Последние два дня он увеличил дозу. Да ладно, тебе вовсе не обязательно все понимать. Ты по крайней мере знаешь, что от тебя требуется?

— Давать ей прикурить. Брюнель ушел, и ее больше нет. Я ее не замечаю. Потом приходят парни и уводят ее, — он почесал грудь и искоса посмотрел на Чанса. — А нам можно будет посмотреть, как они разложат ее на бочке?