Александр Витковский - За пять минут до ядерной полуночи

– Ну-ка, вооружись кто чем сможет, – негромко скомандовал капитан. – Кажется, пришел «наш последний и решительный бой…»

Торопно разобрали матросы тяжелые гаечные ключи, молотки, фомки, куски кабеля и даже отвертки: все то, что было в хозяйстве стармеха, – хоть и не самая убойная приспособа для драки не на жизнь, а на смерть, но все лучше, чем просто кулак, – и, готовые ко всему, сгрудились в напряженном ожидании у косяков входного люка. Страха не было, только злость и решимость подороже отдать свою жизнь, прихватив себе в спутники, коль уж придется отправиться в мир иной, кого-нибудь из бандитов, а доведется, то и двух…

– Володя, стармех, – почти прошептал Куздрецов, – возьми фонарь, поставь метрах в пяти напротив дверей и направь луч прямо на уровень головы. А общий свет выруби. Нужно хотя бы на пару-тройку секунд ослепить бандитов, когда они ворвутся сюда…

Хотя Александр Васильевич и не был старшим по команде, но Дед, в кои веки даже не матюгнувшись, поспешил выполнять его указание. А Куздрецов, обращаясь ко всем матросам, внятно продолжил:

– Мужики, во время драки орите громче. Напугать этих ублюдков своим ревом мы вряд ли сможем, но в темноте и общей свалке своих бы не зацепить…

Щелкнул рубильник дежурного освещения, погрузив отсек в непроглядную тьму, и тут же сноп яркого света, метнувшись по зажмурившимся лицам, уперся в дверь и застыл. Все вокруг затаилось, напряглось. Тихо было и за дверью.

– Эй, православные, – раздался негромкий, но четкий в тишине и мраке голос боцмана. – А сколько сейчас стоят похороны по первому разряду?

– По твоей фигуре и должности – порядка ста пятидесяти тысяч вместе с поминками, – откуда-то из темноты не замедлил с ответом кок.

– А подешевле можно?

– Можно и за сто рублей, но тогда ты сам себя в гробу понесешь…

Темнота проглотила несколько робких смешков.

– Молчать! – грозно процедил сквозь зубы кэп. Он стоял у самого комингса рядом с люком и, навострив ухо, пытался понять, что происходит с той стороны.

– Кажется, говорят что-то… Но ни слова не разберу… Вроде английский…

– И еще фарси, – добавил стоящий рядом Куздрецов, тоже весь превратившийся в слух. – Не могу понять, дверь толстая, слишком тихо… Но говорит кто-то один, и, кажется, это иранец… Хм, а вот это что-то новенькое…

Теперь не только они двое, но и все моряки услышали негромкие, но четкие и последовательные удары в дверь каким-то тяжелым металлическим предметом.

– Так двери не ломают… Марконя (эту шутливую кличку в честь итальянского изобретателя радиотелеграфа маркиза Гульельмо Маркони часто присваивают на флоте связистам, а судовой радист под началом Кораблина и фамилию имел созвучную – Маркин. Так что кличка приросла к нему намертво еще с детства, когда во дворце пионеров он занимался в кружке радиолюбителей, и на это прозвище он ничуть не обижался), эй, Марконя, ну-ка включи ухо и голову. Мне кажется, или это?

– Нет, кэп, не кажется, – уверенно ответил радист. – Это морзянка, сигнал SOS – три точки, три тире, три точки. Только подает его какой-то неумеха: раздельно, в смысле по буквам, к тому же все перепутал – три тире, три точки, три тире. OSO получается.

– Позывной о помощи? К чему бы это, – удивился Куздрецов.

– Что-то там произошло, – ответил Кораблин. – Хотелось бы знать, что именно…

– Просто выманить нас хотят, вот и идут на всякие хитрости.

– Да пошлем их всех на 99, – как всегда, в своей манере выразился стармех.

Если бы в машинном отделении было светло, все наверняка увидели бы вытянувшуюся в изумлении физиономию радиста. От неожиданности он даже потерял дар речи.

– Куда пошлем? – не поняв стармеха, переспросил капитан.

– На 99.

Тут в диалог наконец-то вмешался Маркин, опомнившийся от кратковременного помешательства, вызванного специфическими познаниями старшего механика.

– На радиожаргоне 99 означает «послать куда подальше». Ну, то есть «не желаю иметь с вами дела». Это единственное, насколько я знаю, матерное выражение нашего сленга, – пояснил радист. – Но ты-то, Дед, откуда это знаешь?

– Вован плавал, Вован знает, – отозвался о себе в третьем лице стармех.

– Может, все-таки выйдем да разберемся, в чем дело? – Невидимый в темноте кэп посмотрел в сторону Куздрецова. Как-никак, из всех присутствующих чекист имел наибольший опыт в делах с террористами и бандитами всех мастей.

– Да, конечно! Давай на волю! Сколько можно тут маяться?! Отдраим люк, а там видно будет… – поддержали капитана из мрака несколько голосов. – Просто так SOS на море даже последняя падла не подаст…

– Эти сволочи на любую гнусность способны, – огрызнулся Куздрецов. – От них всего можно ожидать. В Чечне боевики беременными женщинами и детьми прикрывались…

На некоторое время молчание вновь смешалось с темнотой, а размеренный стук все продолжался и продолжался, капая на нервы и переполняя чашу общего терпения.

– Там что-то не так, – кусая губы, размышлял вслух Кораблин. – Если бы хотели нас выманить, не стали бы делать таких грубых ошибок в сигнале бедствия. Сомалийские пираты наверняка знают, как правильно звучит SOS. Судя по всему, подает его неумеха иранец, и за дверью он один – других-то ведь голосов мы не слышали.

– Другие просто сидят молчком и держат под прицелом нашу дверь, – упорствовал оперработник. Но, чуть подумав, предложил: – Давайте проверим этого телеграфиста. Маркин, отстучи ему какой-нибудь текст. Посмотрим, что он за специалист. Если ответит, значит, не дилетант, а просто косит под недотепу.

Радист взял молоток и стал долбить понятные лишь ему точки – тире морзянки в железную дверь машинного отделения.

– Что ты ему передал? – нетерпеливо спросил капитан.

– «QRZ?» – спросил, кто меня вызывает, и «QTC?» – есть ли у него сообщение.

Все напряглись, ожидая ответа. Пауза длилась не более полуминуты, затем с той стороны двери вновь стал повторяться изуродованный из SOS в OSO сигнал бедствия.

– Точно говорю: дилетант, – убежденно констатировал Маркин. – Он даже в детстве радиоделом не увлекался. Абсолютно не понял, о чем я его спрашивал.

– Значит, идем на прорыв, – тоном, не допускающим возражений, заявил капитан. Сказал, как отрезал. – А там – будь что будет…

Одобрительный гул голосов из темноты поддержал капитанское решение. Люди просто устали ждать и терпеть. В каждом кипела жажда действий. Плевать, что ждет впереди, главное – не сидеть сложа руки, не сдохнуть с тоски и от безделья. Но Куздрецов не разделял общего порыва и эйфории. В отличие от всех он четко представлял, что может быть с командой в случае неудачи. Пуля в лоб и быстрая смерть – далеко не худший вариант. Но он на всю жизнь запомнил изувеченные издевательствами и пытками трупы российских солдат в подвалах и зинданах после освобождения от бандитов чеченских городов и сел, никогда не забудет лихорадочный блеск пугливых глаз, дрожащие руки и синие от побоев тела и лица заложников, освобожденных из плена ваххабитских отморозков. Да и смерть… разве она бывает героической? Наверно, бывает – такой ее представляют те, кто остался жив. Но для тех, кто погиб, она всегда ужасна, страшна и неведома… и у каждого она своя…