Чак Паланик - Пигмей

– Достопочтимая мадам Вымя, запрашивать демонстрацию совершенной анатомии как условие получения щедрой дозы живого мужского семени.

Тут, шлеп , европеоидная женская особь ладонью по щеке оперативника я хлопать, сильно достаточно, чтобы кровь приливать, отпечаток женского пальца на лицевой коже агента появляться.

Шум ручного удара реверберировать, каждого угла темной арены достигать. Каждая молодая самка глаз к оперативнику я поворачивать. Мадам Сиськи. Мадам Арбузы. Мадам Буфера. Каждая в сложенную ладонь шепот выдыхать, прямым пальцем в направлении агента тыкать. Мадам Вымя глаз на агента класть, крашеный рот открывать, самый длинный палец внутрь вставлять, рвоту имитировать. Мадам Бидоны говорить:

– Недоносок паршивый…

Глаз оперативника я арену скрести, бультерьера искать, но хозяин-брат ритуальный брачный танец исполнять, генитальной зоной о генитальную зону оперативника Магды тереться.

Потом позвоночник оперативника я давление ощущать: дуло кольт детектив спешл, он же «курносый», калибр 38, цельнорамный, двухдюймовый ствол, в соединение двенадцатого грудного позвонка с первым поясничным упираться. Мужской голос в ухо оперативника я шептать:

– Давай-ка прогуляемся на парковку, Пигмей…

Голос сучонка Тревора. Одеколоновое зловоние.

Светло-желтый «курносого» между собой и агентом зажимать, по периметру темной арены вышагивать, мимо мадам Дыни, мимо мадам Титьки, до двери «Выход».

Можно ноги оперативника я отталкивать, вращаться, пинать, дзинг-бам , Бросок леопарда, револьвер из руки Тревора выкидывать, запястье ломать. Однако агент покой сохранять, пока снаружи не оказываться, пока дверь не распахиваться, доступ к охлажденному кислороду и слабому свету ртутных охранных ламп не открывать. Щебеночное хранилище неиспользуемых автомобилей. Сегодняшняя ночь. Давление дула позвоночник покидать, агент возможность повернуться получать, глаз на врага класть.

Охранная лампа в серебристом стволе самовзводного револьвера отражаться. Сучонок Тревор говорить:

– Только не дергайся.

Громила занавеску светло-желтого волоса с лица стряхивать. Рука громилы револьвер поворачивать, курносый ствол в свою сердечную мышцу тыкать, 38-й спешл располагать, чтобы в собственную грудь стрелять. Говорить:

– Расскажешь кому-то, что я говорил, и клянусь… – Палец Тревора курок взводить. – Скажешь хоть слово, и я застрелюсь.

Для протокола: абсолютная правда.

Тревор пулю в свое сердце целить, говорить, как сильно этого агента полюбить, после того как агент в мужской спа-комнате торгового центра его силой брать. Как прежде подобной страсти не испытывать, как познать ее, лишь когда полностью контроль над собой утрачивать… Свои границы расширять…

Светло-желтый громила много заявлений делать. Клясться, что от любви к агенту умирать. Обильно привязанность провозглашать. Щедрые призывы изливать.

– Не нужно здороваться со мной в школе. Я все пойму.

Тревор – нормальный европеоидный самец… долихоцефальный череп, узкая ноздря, длинная переносица, что сейчас свернуться, к щеке прижаться. Сагиттальный гребень в пределе стандартных колебаний. Пальцы руки побелеть, револьвер к грудной клетке прижимать. Голос сучонка жужжать и жужжать. Одеколон ночной кислород осквернять. Ритуальная музыка изнутри спортивной арены струиться. Голос сучонка продолжать жужжать.

Для протокола: ухо оперативника я внимания не уделять, лишь паузы выжидать, когда Тревор вздох делать.

Со временем рот Тревора Стоунфилда двигаться прекращать. Умолкать. Дуло револьвера в рубашку упираться продолжать, в свою сердечную мышцу. Синий глаз ответа жаждать.

Рот оперативника я говорить: нет любви. Говорить, что громила стокгольмский синдром испытывать. Не в состоянии с бессилием смириться, потому связь с агрессором искать, тождество с угнетателем формировать. Типичный механизм психологии жертв. Без сомнений, отец Тревора избивать, связь отец-сын укреплять. В итоге жестокий побой истинную семейную привязанность заменять. Жестокость с любовью отождествляться.

Голос оперативника я успокоительно литься, сучонку Тревору сообщать, что он есть продукт жестокого общества, который мотивации личностной истории не понимать.

Тревор Стоунфилд ответственности не нести, лишь животное-пешка, невежественная марионетка. Жертва западной системы.

Тут агент приятную улыбку изображать, звонкий хохот издавать. Говорить: светло-желтому громиле возрадоваться следовать. Многие новые мерзавцы в будущем насилие над ним совершить. Множество шансов от побоя страдать. Мир полниться незнакомцами, что садизм любить, доминировать стремиться.

Оперативник я говорить: Тревор агента не любить на самом деле. Сучонок просто любить жестокую силу. Каждый замученный раб втайне своего хозяина обожать.

Излучение охранной лампы на револьверном дуле блестеть. Блестеть на сверкающей воде, что медленно из глаза сучонка Тревора катиться. Лицо Тревора исказиться, дыхание хлюпать, весь скелет сотрясаться. Рот перекоситься, говорить:

– Но мы можем хотя бы просто встречаться ?

Для протокола: высшее божество лишь верный пример подавать. Все должны причинять ближнему то, что божество причиняет всем. Сегодняшней ночью агент собственную будущую жестокую гибель отрабатывать.

Агент говорить: очень жаль, но больше семя на анус Тревора тратить возможности не иметь. Будущих потомков зачинать следовать. Говорить:

– Не личное.

Потом ноги оперативника я поворачиваться, шаг, другой делать, Тревора с пулей покидать. Агент лицо назад не вращать, через плечо прощально говорить, почтенного бунтаря, стойкого революционера Че Гевару цитировать:

– Стреляй, трус. Ты можешь убить только человека.

Ноги оперативника я шагать продолжать. Дыхание в груди замирать, удара пули ожидать.

Здесь начинаться девятый отчет оперативника я, агента номер 67, по возвращении в хозяйское жилище после ученического совокупительного ритуала. Возвращаться посредством общественного автобусного маршрута ХХХ. Пересаживаться маршрут ХХХ. Последний сегмент идти пешком по общественной дороге второстепенного значения ХХХ. Для протокола: револьверный патрон Тревора Стоунфилда в позвоночник оперативника я не проникать.

В ходе возвратного пути частые мемориалы американским воинам, великим офицерам, схожим с Лениным, встречаться. Многие гигантские фрески, что самых смышленых героев войны Соединенных Штатов изображать. Вращательная статуя. Огромный облик благородного американского полковника. Отважный исторический любимец полковник Сандерс, чье изображение вечно запах жертвенной плоти сопровождать. Вечный огонь аппетитные ароматы жареного мяса ветру отдавать.