Вячеслав Тычинин - Трое из океана

— Я слушаю. Да. Что, что? Кто? М-м-м… — Павлищев метнул опасливый взгляд в сторону кухни, где жена готовила завтрак, прикрыл рукой трубку и понизил голос: — Понимаю. Конечно. Куда? Разумеется!

За утренним кофе Викентий Осипович с недовольной миной сообщил жене, что, несмотря на воскресенье, его срочно вызывают на работу. Предстоит сдать кое-какие чертежи, задержаться допоздна.

— Такая досада, мамочка. Как раз сегодня хотел с тобой в кино сходить. Ты уж меня не жди. Ложись баиньки сама.

Поцеловав огорченную супругу в лоб, Павлищев бодро сбежал по лестнице, но, пройдя квартал, повернул от автобусной остановки к гостинице. На втором этаже отыскал восемнадцатый номер, без стука толкнул дверь.

Нарядная, в черном, сильно декольтированном платье облегавшем ее стройную фигуру, подчеркивавшем высокую грудь, улыбающаяся Марианна стояла посреди комнаты.

— Мари!

— Викентий!

Шляпа и пальто полетели на диван. Чувствуя себя на седьмом небе, Павлищев заключил подругу в объятия. Когда первые восторги улеглись, Марианна деловито сказала:

— Не ходи никуда из номера. Не нужно, чтобы нас видели вместе. Закуску и немного вина я уже припасла.

— Марианночка, ты гений! — молитвенно сложил руки Викентий Осипович.

Из гостиницы Павлищев выбрался за полночь. Назавтра часть вечера договорились провести в ресторане.

— Только приезжай прямо с работы, не заходи домой, — настойчиво повторяла Марианна. — Слышишь? Позвони жене, что остался в бюро. Хорошо? Иначе застрянешь дома. В половине седьмого я жду тебя здесь. Опоздаешь на пять минут — уеду домой. Так и знай!

— Слушаю и повинуюсь!

— А сейчас пожуй вот этого снадобья, чтоб от тебя не пахло вином.

Весь понедельник Павлищев беспрестанно путал цифры, допуски, марки сталей, думая только о предстоящем свидании с Марианной. Однако с автобусной остановки направился было домой, чтобы не носить с собой пропуска. Но в переулке перед ним внезапно очутилась Марианна в синем пальто с серебристо-дымчатой лисицей на плечах.

— Ах, Вика, я не утерпела, вышла тебе навстречу, — капризно оттопыривая губки, сказала Марианна.

Павлищеву оставалось только взять подругу под локоть.

В ресторане парочка выбрала самый уединенный уголок за малиновыми бархатными портьерами. Павлищев подозвал официантку, хорошенькую блондиночку в боярском кокошнике, и распорядился:

— Бутылку рислинга, бутылку коньяку, триста граммов столичной, севрюжку и салатик. Чихиртма из баранины у вас есть? Тогда тетерева и бифштекс с яйцом.

За рюмкой коньяку Викентий Осипович совсем разнежился.

— В августе мы, крошка, опять поедем с тобой в Крым. Все расходы мои, Марианночка. Слово джентльмена. Нет-нет, и не спорь, дорогая.

Когда Павлищев выпил водки, Марианна забеспокоилась:

— Напрасно ты мешаешь коньяк с водкой. Это нехорошо для желудка.

— Пустяки! — браво отмахнулся Викентий Осипович. — Разве по стольку я пивал?

— Тебе лучше знать, — успокоилась Марианна. — Тогда и я выпью рюмочку коньяку. Но только возьми мне в буфете стакан апельсинового соку.

Через час веселье было в самом разгаре. За соседние два столика тоже подсели какие-то парочки. Павлищев был в ударе: много смеялся, рассказывал заплетающимся языком анекдоты, развязно вмешивался в разговор соседей. Хмель совсем одурманил его. Внезапно Павлищев замолчал, оперся на стол. В глазах, помутневших от алкоголя, мелькнула тревога.

— Что с тобой! — всполошилась Марианна.

— Знаешь, мне что-то нехорошо. Но это сейчас пройдет.

— Я ж тебя предупреждала!

— Ох, тошнит! — промычал в ответ Павлищев, почти не разжимая челюстей.

— Идем скорее к умывальнику. Сдержи себя.

Поддерживаемый Марианной, почти ничего не сознавая, Павлищев пересек зал. Никто не обратил внимания на его вид. Слишком заурядны были в ресторане подобные сцены.

Сняв с Викентия Осиповича пиджак, ослабив галстук и расстегнув рубашку, Марианна сунула его голову под кран.

Холодная вода привела в чувство Павлищева. Он открыл глаза, припал к крану, жадно, взахлеб глотая освежающую влагу, ощущая необыкновенную слабость в ногах.

Марианна не оставила друга в беде. На такси довезла его до дверей дома, пообещала утром позвонить и оставила у лестницы. Тяжело опираясь на перила, Викентий Осипович вполз наверх.

— Заболел! — плаксиво объявил Павлищев испуганной жене.

Он мог бы и не говорить этого. Бледность, капли холодного пота на лице, прерывистое дыхание — все говорило о том, что Викентий Осипович серьезно болен.

Вызвали врача, очистили желудок, и страдалец несколько приободрился.

Утром, надев пиджак, Павлищев обнаружил исчезновение внутреннего пропуска. Знобящий холодок пробежал по спине. Не рискуя предположить худшее, Викентий Осипович наигранно беспечно спросил жену:

— Анечка, ты не вынимала из кармана мой пропуск в четвертый отдел?

— Нет. А что, он пропал? — испугалась жена. — Ты его потерял?

— Н-н-нет… Ах, вот он! Я его сунул в другой карман.

Павлищев не смел сказать жене о потере. Это неминуемо вызвало бы очень опасные расспросы.

Резкий звонок телефона заставил его вздрогнуть.

— Это мне! — поспешно схватил трубку Викентий Осипович. — Минутку! Да, да… Анечка, будь добра, поищи мои папиросы.

Жена вышла. Понизив голос почти до шепота, Павлищев с отчаянием сказал в трубку:

— Марианна, я потерял пропуск! Ради бога, осторожно расспроси в ресторане, попробуй найти такси, в котором мы приехали. Иначе я пропал! — В голосе Павлищева послышались слезы.

— Это так серьезно? — спросила трубка. — Ну хорошо, хорошо, понимаю. Сейчас же пойду в ресторан, во что бы то ни стало разыщу такси. Сделаю все. Ручаюсь, пропуск найдется. А пока мой совет тебе: не делай шума. На работу тебя пропустят? И чудесно. Все будет хорошо. Меня беспокоит другое…

— Что? — обмер Павлищев.

— Ты вчера так разошелся, просто ужас. Я пыталась тебя останавливать, куда там! Начал рассказывать о своем институте, о сослуживцах, какой-то важной работе… Как бы не дошло до ушей начальства, а то так и…

— Господи! — У Викентия Осиповича зашевелились остатки волос на голове. — Умоляю, молчи! Ни слова по телефону!

На работу Павлищев явился в отвратительном состоянии.

Когда ему требовался какой-нибудь чертеж из четвертого отдела, проектировавшего радиоаппаратуру ракет, он ссылался на крайнюю занятость и заискивающе просил молоденького чертежника:

— Гена, будь добр, слетай, голубчик, за электронной схемой рулевой машины. Я пропуск дома забыл. Ехать за ним — два часа потеряешь. А тут, видишь… — конструктор красноречиво показывал на стол, заваленный чертежами и фотокопиями.