Пит Эрли - Признания шпиона

ЦРУ не было единственной федеральной спецслужбой, расследовавшей потери 1985 года. ФБР сформировало собственную команду из шести человек для выяснения причин разоблачения его агентов Валерия Мартынова и Сергея Моторина. Тиму Карузо, руководителю службы контрразведки отделения ФБР в Вашингтоне, было поручено возглавить расследование. Он назвал операцию "Энлес" — в честь зловещего средневекового кинжала, которым закалывали в спину. Казалось, название было выбрано удачно. Узнав об "Энлес", Гас Хэтэуэй из ЦРУ предложил начать обмен информацией между ЦРУ и ФБР. Вслед за этим состоялось несколько совместных совещаний, и пару раз команды проводили ночные конференции за городом.

— Наши задачи не совсем совпадали, — сказала Вертефей позже. — ФБР опасалось, что у них в Бюро мог завестись "крот", а мы выясняли, что же творится в нашем Управлении.

12 июня 1987 г. корпус морской пехоты снял все обвинения с капрала Брэйси.

— Его признали невиновным не за недостатком улик и не из-за каких-то формальностей, — заявил на пресс-конференции адвокат майкл Л. Пауэлл. — Он невиновен, поскольку не совершал того, в чем его обвиняли. На самом деле ничего этого просто не происходило. Все было лишь фантазией сотрудников ВМСР. Просто фантазией.

Корпус снял все обвинения с Брэйси после того, как была поставлена под сомнение законность ведения допроса его и других молодых пехотинцев. В частности, у корпуса вызвало подозрение так называемое "признание" Брэйси. Два следователя ВМСР, которые допрашивали Брэйси 17 марта, получили от начальства указание "доложить о проделанной работе в течение 72 часов". Следователи заключили, что им дали 72 часа на то, чтобы найти Брэйси, допросить его и закончить расследование. На самом деле приказ означал, что они должны были составить отчёт в течение 72 часов после окончания допроса Брэйси. Из-за этого недоразумения агенты допрашивали Брэйси более 16 часов подряд, в течение которых они провели пяте тестов с "детектором лжи". В конце допроса Брэйси подписал признание. Но через несколько секунд, не успев покинуть комнату, где вёлся допрос, уже опроверг своё заявление. Позже он вспоминал, как один из следователей не удержался от торжествующего возгласа: "мы поймали шпиона!"

Тем же летом корпус морской пехоты снял все обвинения и с других морских пехотинцев. Над Лоунтри, однако, состоялся военный трибунал на основании его признаний о советской любовнице и "дяде Саше". 13 августа Лоунтри был признан виновным судом присяжных из 8 офицеров морской пехоты и приговорён к 25 годам тюрьмы. После суда он вновь подвергся длительным допросам со стороны ФБР, ЦРУ, Агентства национальной безопасности и других спецслужб США, и к началу 1988 года почти все пришли к одному и тому же выводу: ВМСР "запорола" следствие и сильно преувеличила так называемую "измену" охранников пехотинцев. Спустя почти год с начала расследования дела морских пехотинцев спецгруппа Вертефей была готова сделать такое же заключение. Результаты работы Нескьюра говорили о том, что Лоунтри и Брэйси лишь дважды дежурили на постах, через которые они могли пропустить сотрудников КГБ в посольство.

— Мнения все время менялись, — сказала Вертефей позже, — но постепенно мы убедились, что морские пехотинцы никак не могли сделать то, в чем их обвиняла ВМСР.

В начале 1988 года с этим согласился и Госдепартамент.

— По нашей сегодняшней оценке… русские не проникали в охраняемые помещения посольства, — заявил на пресс-конференции Роберт И. Лэмб, пресс-секретарь Госдепартамента.

В начале 1988 года Граймс и Уортен также завершили свою утомительную инвентаризацию резидентуры ЦРУ в Москве. Они доложили, что, если бы КГБ каким-то образом удалось проникнуть туда, он мог узнать имена всех арестованных шпионов, кроме одного. Шеф отдела Бертон Гербер, Гас Хэтэуэй и Пол Редмонд были удивлены. Никто и не предполагал, что в Москве хранилось столько секретных материалов.

Вскоре после того как Граймс разделалась со своим "неподъёмным" заданием, Редмонд пригласил ее на ленч. Зная Редмонда, это можно было рассматривать как извинение за ужасную работу, которую он на неё взвалил.

— Пол, мне хотелось бы у вас спросить, — сказала Граймс во время ленча, — зачем КГБ нужно было вербовать морского пехотинца в Москве, если его даже ни разу не попросили выкрасть секретные материалы из посольства? — Она имела в виду Лоунтри, который утверждал, что до отъезда в Вену не передавал КГБ никакой информации. Не дожидаясь его реплики, Граймс сама ответила на свой вопрос:

— Либо они поняли, что Лоунтри не имел доступа к ценным материалам, либо просто не нуждались в его помощи, потому что у них был другой источник информации.

К весне 1988 года Вертефей и ее спецгруппа исключили Лоунтри и других морских пехотинцев из списка предполагаемых виновников потерь 1985 года. Спецгруппа также не обнаружила утечки информации в центре связи ЦРУ в Уоррентоне. Тем временем до Управления дошли сведения об аресте очередного шпиона. Подполковник КГБ Борис Южин, агент по кличке Твайн, предложил ЦРУ свои услуги в середине 70-х, когда служил в Сан-Франциско. И опять-таки КГБ, задержав Южина 23 декабря 1986 г., хранил его арест в тайне более года. В "чёрном списке" разоблачённых агентов было уже 13 человек.

Как всегда, Редмонд рвался в атаку. Он связался со своим приятелем, служившим в контрразведке ФБР, и они договорились о начале совместной операции ЦРУ/ФБР. ФБР назвало ее "Баклюр", то есть "крупная денежная приманка". ЦРУ назвало ее "Рэкегир", просто потому, что Редмонду понравилось это слово. Обе спецслужбы стали распускать слухи о том, что правительство США готово заплатить миллион долларов наличными человеку, который расскажет, каким образом КГБ удалось разоблачить 13 шпионов ЦРУ. Редмонд решил вернуться к исходной позиции.

— Чтобы раскрыть это дело, — сказал он своим коллегам в Управлении, — нам нужен информатор — человек в КГБ, который скажет нам, что произошло.

По расчётам Редмонда, как только слухи о лакомом кусочке в миллион долларов дойдут до русских, рано или поздно кто-нибудь из КГБ или ГРУ клюнет на эту приманку.

Он был прав.

В Москве

В пятницу, 4 июля 1986 г., когда на улице стояла ясная тёплая погода, генералу ГРУ в отставке Дмитрию Фёдоровичу Полякову доставили на дачу приказ от начальства. Он должен был явиться в понедельник к 10 часам утра в штаб-квартиру ГРУ в связи с каким-то особо важным событием. Ему не сказали, в чем дело, сообщив лишь, что за ним придёт машина. Первой мыслью Полякова было, что ГРУ торжественно провожает на пенсию одного из его бывших коллег и хочет, чтобы эти проводы были для всех сюрпризом. Но после того, как на дачу ближе к вечеру приехал его младший сын Пётр, у Полякова зародились некоторые мрачные подозрения. Пётр, который по стопам отца пошёл работать в ГРУ, сказал ему, что неподалёку от дороги, ведущей к отцовской даче, стоят две машины «скорой помощи». Их присутствие в дачном посёлке выглядело несколько странно, так как ближайший городок был не настолько велик, чтобы иметь собственную службу «скорой помощи». Что делали эти две московские "неотложки" на обочине сельской дороги? ведь явной причины на то не было… Поляковы знали, что КГБ и ГРУ иногда используют машины «скорой помощи» во время арестов в качестве прикрытия. В их кузове могли свободно размеситься бойцы группы «Альфа». Кроме того, сам вид «скорой помощи» вызывал гораздо меньше беспокойства у местных жителей, чем милицейские машины.