Вадим Новосадов - Стражи панацеи

— Воля — это всего лишь средство. Измените цель.

— На какую? Я лучше буду служить злу, чем лизоблюдам, у которых нет ни мужества, ни разума, чтобы выбрать сторону зла или добра. Да здравствуют воины света, способные принять вызов. Я сниму перед ними шляпу, — с пафосом и долей насмешки воскликнул Спирин.

— У меня только настоятельная просьба — отпустите моих людей, — попросил Стром, потеряв интерес к моральной стороне разговора.

— Они освободятся, когда мы будем свободны от вас, — резко отказал Спирин. — Вы забыли дать мне ключ от закодированного сознания нашего гостя.

— Это всего лишь два слова, — магистр вынул из грудного кармана конверт и пододвинул в сторону собеседника.

— Поймёт ли он что-нибудь?

— Не должен. Он будет уверен, что действует по своей воле. Я запустил механизм спящей в нём ненависти, и указал её объекты. Согласно той истории, которую вы поведали о нём. Вы ведь мастер манипулировать человеческими недостатками. В любом человеке таится обида, достаточно её инициировать и направить в нужное русло. А теперь позовите моих слуг, пусть проведут меня в келью.

Медиум ослаб настолько, что с трудом удерживал свои плечи на локтях, голова вконец упёрлась подбородком в грудь.

Искусный интриган и провокатор Спирин внутренне торжествовал от ещё одной промежуточной победы.

Крононби перечитывал статью в «SUN» о предположительном романе своей молодой родственницы с легендарным и столь же загадочным магнатом Дюраном. Газета оговаривалась, что пользовалась слухами и непроверенными свидетельствами, которые, всё же, имели косвенную подоплёку. Прежде, всего, делалась ссылка на дорогие подарки Беатрис от поклонника, предпочитавшим оставаться инкогнито для всех, кроме своей возлюбленной, принимавшей дары без сопротивления и недовольства, что противоречило её независимому характеру, который многие пытались смягчить прежде, не жалея денег.

Покровитель покупал ей дорогие автомобили, бриллианты, скакунов, снимал ей роскошные апартаменты, от пригородных коттеджей до замков, меняя часто адреса, чтобы она не попадала под объективы репортёров.

Крононби злорадствовал, подкинув сведения этой полу жёлтой газете, для пущей убедительности указав место временного проживания своей родственницы, где проворные папарацци тут же среагировали на приманку, правда, без присутствия её поклонника.

Предупредив и отомстив мягким образом своему союзнику за вероломство к его древнему родовому гнезду, Крононби соблюдал и определённую меру благородства: выдав присутствие Дюрана на островах, он его тем самым и обезопасил. Спецслужбы или другие враги побоялись бы расправиться с ним в Британии. Беглого гения разумнее преследовать на нейтральной территории, и без упредительного шума прессы.

Впрочем, Крононби старался, скорее для успокоения совести, понимая, что его действия вряд ли серьёзно повлияют на события. У всех на памяти было несколько политических убийств, совершённых в Королевстве, как наглый вызов самой старой демократии. Последнее подтверждение тому, что спецслужбы не чурались грязной работы — гибель эксперта Пайка.

Над Дюраном навис дамоклов меч, и Крононби мог бы только позаботиться о безопасности своей дальней, но очень важной для усиления его влияния, родственницы.

Пока Крононби курил сигару, компьютер на журнальном столе возвестил о послании. Письмо было зашифровано кодом Дюрана. Крононби почувствовал, что оно нелицеприятно.

«Уважаемый мистер Крононби, я знаю, что ваши люди обнаружили мою связь с вашей внучатой племянницей. Плохо, что эти сведения попали в прессу. Не могу утверждать, что это с вашей подачи, но убедительно прошу не вмешиваться в наши отношения с Беатрис. Мы покинем Англию, считайте, что это послание — заявление о моём выходе из братства».

Письмо раздразнило лорда, он ещё сильнее хотел интриговать против самонадеянного магната.

Однако же, каким способом он мог разбить их намечавшийся союз, который на первой стадии увлечённости всегда обладает непреодолимой силой притяжения. Надежда была на то, что Беатрис, девушка честолюбивая, и не выдержит испытания жить с изгоем вдали от цивилизации и внимания со стороны общества. Но естественный ход событий затянулся бы надолго, а время играло против Крононби. Приблизить развязку можно было двумя способами: каким либо образом опорочить Дюрана в глазах Беатрис, чтобы она также сильно разочаровалась в нём, как и внезапно увлеклась; а другой, самый нежелательный — устранить Дюрана, или точнее, содействовать этому.

Пока лорд размышлял, всё сильнее погружаясь в эмоциональную агонию из-за сложности его болезненных замыслов, раздался звонок от дворецкого, который вошёл в кабинет с выражением срочного и важного сообщения на своём обычно невозмутимом лице.

— Ваша племянница, сэр, Беатрис, — только и успел он произнести, как из-за его спины показалась принцесса, с пронзительным взглядом, грациозно-горделивой осанкой, миновав торопливо удалявшегося Филиппа.

Крононби быстро поднялся с кресла, благосклонно улыбаясь.

— Как я давно тебя не видел, — он протянул руки для объятия, не отклонившая этот жест Беатрис, не проявила ответного расположения. — Присаживайся, — заботливо предложил хозяин, не обращая внимания на её недовольство.

— Уж лучше стоя, — категорически ответила она.

— Что-то случилось? — с натянутым беспокойством спросил Крононби.

— Вы отлично знаете, что случилось, а я в курсе, что вы знаете, — парировала она, бросая взгляд, полный упрёка и снисходительного гнева. — Оставьте в покое меня и этого человека. Вы знаете, о ком идёт речь. Не разбивайте наш союз, иначе вы разобьёте своё сердце, поскольку моё, по отношению к вам, просто окаменеет.

Задержав уничтожающий взгляд на родственнике, принцесса развернулась в сторону двери.

— Не кипятись, Беатрис. Стоило проделать сюда путь, чтобы хлопнуть дверью через секунду, — воскликнул лорд.

Она остановилась и развернулась.

— Его преследуют правительства нескольких стран. Он может обрести покой вне цивилизованных государств, где тебя съест тоска, — произнёс он заготовленную фразу.

— Тогда я с ним расстанусь. Я ничего не теряю, — также твёрдо ответила она, будто предусмотрела все его аргументы.

— Ты потеряешь репутацию.

— А зачем она мне? Я не верю в сказку о народной принцессе.

— Дело не в этом. Тебя не примет свет.

Беатрис нарочито язвительно вздохнула.

— А что такое ваш свет? Высокомерные индюки, торгующие своим чванством.

— А разве он не увлёкся тобой из-за твоей родословной? Удовлетворенное честолюбие — единственный товар, которым он не обладает.