Джон Ле Карре - Агент на передовой

— Передайте Лондону, что он согласен.

Он? То есть тот, кем он должен стать.

— Работать он будет только с вами, — продолжает Аркадий на английском. — А ровно через четыре недели, в обычное время, с яростным напором, он сыграет с вами на корте одиночку. Официально пригласит вас по телефону. Передайте Лондону, что нужны две одинаковых ракетки с полой рукояткой. Чтобы в подходящий момент ими обменяться в раздевалке. Устройте это для него.

— А что он желает взамен? — спрашиваю я.

— Свободы для его граждан. Всех граждан. Он не материалист. Скорее идеалист.

Сомневаюсь, что когда-либо ещё вербовка агента проходила так гладко. Но после двух лет работы на нас в Триесте мы Аркадия потеряли — его отозвал Московский центр, он у них был номером два по Северной Европе. Он отказывался выходить на контакт, пока был в Москве. Когда его отправили в Белград на пост атташе по культуре, моё начальство не захотело, чтобы я засветился где-то рядом с ним, поэтому меня определили консулом по внешней торговле в Будапеште, откуда я им и руководил.

А в последние годы службы наши аналитики стали замечать в его отчётах признаки сначала преувеличений, затем и откровенных фальсификаций. Они это восприняли гораздо серьёзнее, чем я. Для меня это было всего лишь обычным свидетельством того, что агент стареет и устаёт, понемногу сдают нервы, но он не желает обрубать концы. И только после того, как хозяева Аркадия с обеих сторон — Московский центр с размахом, а мы куда скромнее — произнесли тосты в его честь и увешали медалями за бескорыстное служение как одним, так и другим идеалам, мы узнали из независимых источников, что по мере приближения конца обеих карьер он старательно закладывал основание для третьей: отрезал себе жирные куски от родного криминального пирога, да такие, каких ни его российские, ни британские работодатели не могли себе даже вообразить.

Автобус, везущий меня из Праги, ныряет в темноту. Чёрные холмы по обе стороны дороги вырастают на глазах на фоне вечернего неба. Высоты я не боюсь, а вот погружения недолюбливаю и сейчас спрашиваю себя, что я здесь делаю и как я себя уговорил отправиться в это безумное путешествие, на которое десять лет назад и сам бы добровольно не отважился, и сотруднику вдвое моложе такого не пожелал бы. В уже далёком прошлом, когда мы проходили тренировочные курсы для полевых агентов, вечером после долгого дня, попивая виски, мы обсуждали фактор страха: как взвешивать риски, чтобы его минимизировать. Только тогда вместо слова «страх» мы говорили «смелость».

В окна ударяет свет. Мы выехали на главную автостраду Карловых Вар, бывшего Карлсбада, любимого курорта русской номенклатуры со времён Петра Первого, который нынче превратился в её полноценный филиал. Сверкающие отели, купальни, казино и ювелирные магазины с глянцевыми витринами чинно проплывают мимо. А между ними течёт река с солидным пешеходным мостом. Двадцать лет назад, когда я приезжал сюда для встречи с чеченским агентом, проводившим здесь заслуженный отдых с любовницей, город ещё только избавлялся от тоскливой серости советского коммунизма. Самой большой гостиницей была «Москва», а настоящую роскошь могли предоставить только уединённые бывшие дома отдыха, где ещё не так давно важные партийные работники со своими нимфами уединялись подальше от пролетарских глаз.

21.10. Конечная остановка. Я неспешно выхожу из автобуса. Не дай бог иметь вид человека, не знающего, куда идти. Или медлящего с какой-то скрытой целью. Я — турист. Простой пешеход, проще не бывает. Я с интересом озираю окрестности, как полагается. Через плечо перекинута дорожная сумка, из которой торчит рукоять бадминтонной ракетки. Я такой среднеобеспеченный английский зевака глуповатого вида, вот только на шее у меня не висит путеводитель в пластиковом пакетике. Я с восхищением останавливаюсь перед афишей местного кинофестиваля. Может, купить билет? Другая возвещает о лечебных чудесах знаменитых купален. Но почему-то я не вижу афиши, которая бы сообщала, что этот городок — излюбленный водопой элиты российской организованной преступности.

Передо мной всё время притормаживает какая-то пара. Женщина за мной тащит объёмистый ковёр. Я прошёл по одной стороне улицы, и теперь пора по пешеходному мосту перейти на противоположную. Я изображаю иностранца, который никак не может решить, купить ли жене золотые часики от Картье, или платье от Диора, или бриллиантовое ожерелье, или мебельный гарнитур в имперском русском стиле за пятьдесят тысяч долларов.

и вот передо мной открывается сияющий «Гранд-Отель» с казино, бывшая гостиница «Москва». Подсвеченные флаги разных стран колышет вечерний бриз. Я не скрываю своего восхищения перед медными ступеньками, на которых выгравированы имена знаменитых гостей прошлого и настоящего. Здесь останавливался Гёте! И Стинг тоже! Пожалуй, мне пора ловить такси. Только успеваю об этом подумать, как машина останавливается в пяти метрах от меня.

Из неё выбирается немецкое семейство. Как и подобает, чемоданы из шотландки. Два новёхоньких детских велосипеда. Шофёр мне кивает. Я сажусь рядом и бросаю дорожную сумку на заднее сиденье. По-русски говорите? Недовольно морщится. Нет. По-английски? По-немецки? Улыбается, отрицательно качая головой. А я не говорю по-чешски. По петляющим неосвещённым дорогам мы поднимаемся по лесистым холмам, потом уходим круто под гору. Справа открывается озеро. На нас по встречной полосе мчится автомобиль с включёнными дальними фарами. Но мой водитель твёрдо держится своего курса, и нарушитель уступает ему дорогу.

— Россия, — шипит водитель по-русски, — богатая. А чехи нет. Да! — Тут он бьёт по тормозам и съезжает, как мне поначалу кажется, в карман. Но нас ослепляет перекрёстный свет прожекторов.

Водитель опускает стекло и что-то кричит. Подходит блондин двадцати с чем-то лет, на щеке у него шрам, похожий на морскую звезду. Он просовывает голову в окно, утыкается взглядом в мою сумку с логотипом British Airways , а затем в меня.

— Ваше имя, сэр? — спрашивает он на английском.

— Холлидей. Ник Холлидей.

— Ваша фирма?

— «Холлидей и компания».

— Цель вашего приезда в Карловы Вары?

— Поиграть с другом в бадминтон.

Он отдаёт водителю приказ по-чешски. Через двадцать метров мы обгоняем старуху в головном платке, толкающую тележку. Мы подъезжаем к подобию ранчо с мраморными ионическими колоннами, золотой ковровой дорожкой на крыльце и натянутыми перильцами из багряного шёлка. На нижней ступеньке стоят двое мужчин в костюмах. Я расплачиваюсь с шофёром, забираю свою дорожную сумку и под ничего не выражающими взглядами мужчин поднимаюсь по золотой ковровой дорожке в холл, где меня встречают запахи людского пота, солярки, табака и женских духов, так что русскому человеку сразу становится понятно: он дома.