Джон Ле Карре - Агент на передовой

Кое-что вспомнив, я разражаюсь смехом, странно звучащим в полной тишине. Я выбираю Гиту в качестве адресата. Самую безопасную.

— Гита, вы не поверите, но однажды Шэннон мне сказал буквально: «Как жаль, что все американские киллеры — крайне правые. Пора уже леваку взять в руки пистолет!»

Может ли тишина сгуститься? Эта — может.

— И вы с ним согласились? — спрашивает меня Гита от имени всех присутствующих.

— За пивом, в непринуждённой обстановке, в том смысле, что я впрямую не возражал, заметил вскользь, что без Трампа мир выглядел бы лучше. Я даже не уверен, что он употребил слово «киллеры». Может, «мокрушники» или «ликвидаторы».

Только сейчас я замечаю стоящую рядом со мной бутылку воды. В Конторе принципиально пьют воду из-под крана. А если прислали бутилированную, то, значит, откуда-то сверху. Я наливаю стакан, делаю хороший глоток и обращаюсь к Гаю Браммелу как к последнему разумному человеку:

— Гай, ради всего святого.

Он меня не слышит. Погружён в свой айпад. Наконец отрывается от экрана:

— Так, слушайте все. Указания свыше. Нат, вы едете в свой Баттерси и сидите дома. Ждите звонка в 18.00, как обычно. До этого времени вы под домашним арестом. Гита, с этой минуты вы берёте Гавань под своё крыло: агенты, оперативники, рабочая команда — весь компот. Отныне Гавань не под контролем Лондонского управления, а временно приписана к Русскому отделу. Подписано: Брин Джордан, бедняга, застрявший в Вашингтоне. Вопросы есть? Нет? Тогда по местам.

Народ расходится. Последним комнату покидает Перси Прайс, за четыре часа не промолвивший ни слова.

— Ну и друзья у тебя, — бросает он на ходу, не глядя в мою сторону.

Неподалёку от нашего дома есть захудалая закусочная. С пяти утра там уже подают завтрак. Не скажу вам сегодня, как не смог бы сказать и тогда, какие мысли крутились в моей голове, пока я пил кофе, чашку за чашкой, не слишком вникая в болтовню работяг. Поскольку они говорили по-венгерски, я их понимал не лучше, чем собственные чувства. Было около шести, когда я расплатился. Я вошёл в дом через чёрный ход, поднялся наверх и лёг в постель рядом со спящей Прю.

Иногда я себя спрашиваю, как бы всё сложилось после той субботы, если бы у нас с Прю не был давным-давно запланирован ланч с Ларри и Эми в «Грейт Миссенден». Прю и Эми вместе учились в школе и с тех пор близкие подружки. Ларри — толковый семейный адвокат, чуть постарше меня, любит гольф и свою собаку. Пара, увы, бездетная, отмечала двадцать пятую годовщину брака. После ланча вчетвером мы собирались прогуляться по Чилтернским холмам. Прю купила им в подарок викторианское лоскутное покрывало в красивой упаковке и какую-то смешную косточку для их боксёра. С учётом дневной жары и субботних пробок мы закладывали два часа на дорогу, так что выехать следовало не позднее одиннадцати.

В десять я ещё спал, поэтому Прю ласково меня разбудила, принеся в постель горячего чаю. Я понятия не имел, во сколько она встала и как долго одевалась, не потревожив меня. Но, зная её, мог предположить, что она провела пару часов за рабочим столом, сражаясь с Большой Фармой. Тем приятнее, что она оторвалась от важных дел. Я льщу себе не зря. Разговор ожидаемо начинается с вопроса: «Во сколько ты пришёл домой, Нат?» На что я отвечаю: «Бог его знает, Прю. За полночь, это точно». Что-то в моём голосе или выражении лица её настораживает. Как мне теперь известно, наши параллельные жизни после моего возвращения стали для неё испытанием. Появился страх, в чём она мне позже призналась, что наши войны — её с Большой Фармой и моя с неизвестной целью, которую мне поставила мудрая Контора, — не только не дополняют друг друга, но отбрасывают нас по разные стороны баррикады. Эта её озабоченность вкупе с моим неприглядным видом послужили толчком к простенькому, но судьбоносному диалогу.

— Нат, мы идём или нет? — спрашивает она, и меня в который раз слегка пугает её интуиция.

— Идём куда? — ухожу я от прямого ответа, хотя отлично понимаю, о чём идёт речь.

— К Ларри с Эмми. На двадцатипятилетний юбилей. Куда ж ещё?

— Боюсь, вдвоём не получится. Придётся тебе, Прю, идти одной. Или с Фиби? Её только пальцем помани.

Фиби, наша соседка, наверное, не самая лучшая компания, но всё же лучше, чем пустое место.

— Нат, ты заболел?

— Да вроде нет. Я переведён в резерв, — говорю по возможности твёрдым голосом.

— За что?

— Решение Конторы.

— А поехать со мной, находясь в резерве, нельзя?

— Нельзя. Я должен физически находиться в этих стенах.

— Но почему? Что происходит?

— Ничего.

— Ты не можешь сидеть дома из-за ничего. Тебе грозит какая-то опасность?

— Дело в другом. Ларри и Эми знают, что я шпик. Давай я ему позвоню, — галантно предлагаю я. — Ларри не станет задавать лишних вопросов.

Читай подтекст: в отличие от тебя.

— А как насчёт вечернего концерта? У нас два билета на Саймона Расселла Била, если ты помнишь. В ложу.

— Тоже не могу.

— Потому что ты в резерве.

— В шесть мне должны позвонить. О том, что будет после, можно только гадать.

— То есть мы должны весь день ждать этого звонка.

— Выходит, что так. Во всяком случае, я.

— А до того?

— Я не могу выходить из дому. Приказ Брина. Я под домашним арестом.

— По приказу Брина?

— Лично. Из Вашингтона.

— Тогда я, пожалуй, позвоню Эми, — говорит Прю после небольшого раздумья. — Может, они воспользуются нашими билетами. Я позвоню из кухни.

А дальше Прю делает то, что она делает всегда в тот самый момент, когда мне кажется, что её терпение лопнуло: уходит, обдумывает ситуацию и принимается за её исправление. Возвращается она уже в старых джинсах и довольно нелепой лыжной куртке, которую мы купили во время каникул в горах. Она улыбается.

— Ты поспал? — спрашивает она и, заставив меня подвинуться, садится рядом на кровать.

— Не очень.

Она трогает мой лоб, проверяя температуру.

— Я правда не болен, Прю, — повторяю.

— Нет. Но я подумала, уж не выставили ли тебя за дверь, — звучит не столько как вопрос, сколько как знак озабоченности.

— Похоже на то, — подтверждаю я. — Скорее всего.

— Несправедливо?

— Да нет. Я бы не сказал.

— Ты накосячил или они?

— Все понемногу. Я связался не с теми людьми.

— Я их знаю?

— Нет.

— Они за тобой не охотятся?

— Нет, тут совсем другое, — заверяю я её и понимаю, что не так хорошо владею собой, как мне казалось.

— А где твой рабочий мобильник? Ты всегда его кладёшь рядом с собой на тумбочку.

— Наверное, остался в костюме, — уворачиваюсь.

— Его там нет. Я проверила. Конфисковали в Конторе?

— Да.

— Когда?

— Вчера. Точнее, сегодня утром. Совещание длилось всю ночь.