Николай Леонов - Операция «Викинг» [сборник]

— Ну? — раздраженно спросила она.

— Здравствуйте, майор Сергеев беспокоит. — Будь он более эмоционален, схватился бы от собственной глупости за голову.

— Здравствуйте, товарищ майор.

— Мне нужно вас увидеть, Таня. — Сергеев хотел извиниться, вместо этого говорил сухо, официально.

— Нужно? — переспросила она задумчиво. Помолчав, сказала: — Если нужно, майор, отказать не могу. Я освобожусь после первого действия, около половины девятого.

— Спасибо. — Сергеев положил трубку, ошалело посмотрев на телефон, громко сказал: — Полный идиот!

Сейчас только семь — куда девать полтора часа? Пойти в кино, посмотреть погоню со стрельбой? Он развернул вчерашнюю «Вечерку». С данным вопросом в кинотеатрах обстояло неплохо — постреливали. Но часть фильмов он уже видел, об остальных слышал, что идти не стоит.

Сергеев отпер сейф, разложил бумаги, вооружился трубкой, начал читать. Все с самого начала, справка за справкой, документ за документом. Наконец, он дошел до последней справки — о беседе с Петром Левченко. Итак, Петр Левченко отпал окончательно. Главное в его рассказе… Да, главное — его случайная встреча в музее с Борисом Нечаевым и Фрэнком Дональдом. Об этом стоит подумать.

У театра было довольно людно. Сергеев оставил машину в стороне, в вестибюле его встретила уже знакомая вахтерша. Она, как всегда, вязала, только клубок сегодня у нее был не синий, а зеленый.

— Татьяна сейчас выйдет, разгримировывается, — сказала она, увидев Сергеева. Опустила вязание на колени, оглядела его критически. — Вы не с телевидения. Молчаливы слишком, там все больше…

— Вот и я! — С лестницы сбежала Татьяна, неумело щелкнула каблуками сапожек, вытянулась, хотела отрапортовать, взглянув на привставшую от удивления вахтершу, рассмеялась, взяла Сергеева под руку и выскочила на улицу. Она уже знала, что машина не запирается, уверенно распахнула дверцу. Микки-Маус приветливо качнулся навстречу, под мышкой он держал три розы.

— Большое спасибо, Микки! — Таня взяла игрушку, подняла гуттаперчевую ручку, вынула цветы. — Чудесные розы, малыш, но тебе же больно, проклятые шипы. Микки, у роз ужасно острые шипы. Ты часто даришь розы, Микки?

Сергеев сел за руль, уже включил мотор, когда почувствовал на щеке теплую руку. Таня придвинулась ближе, обняла его, посмотрела в лицо.

— Боитесь, майор? — Ее лицо было так близко, что Сергеев видел одни глаза.

— Боюсь, — почти не разжимая губ, сказал он.

Когда она его поцеловала, Сергеев не выдержал, прикрыл глаза, а когда открыл их, понял, что Таня его не видит, она не смотрела, а слушала, прислушивалась внимательно, провела пальцами по его лицу, отвернулась.

Сергеев пустил машину по Садовому и решал, как Себя надо вести: что можно и чего нельзя? Говорить или молчать? Лучше молчать, но получалось уж слишком значительно. Не выглядит ли он в глазах женщины полным идиотом?

— Я обещала сегодня навестить дядю. Вы не откажетесь сопровождать меня, Сергеев? — спросила Таня обыденным, чуть хрипловатым голосом.

— Конечно, Таня. Надеюсь, будет не очень скучно и долго?

— Не торгуйтесь. Вы познакомитесь с замечательными людьми. Я выросла у них в доме, чем я старше, тем значительнее и непонятнее для меня эта пара: мои тетя и дядя.

Сергеев знал, что молчаливый слушатель узнает больше, чем задающий вопросы. Таня взяла Микки на колени и продолжала:

— Мой отец инженер, погиб в первый год войны. Мне еще не исполнилось года, когда я стала круглой сиротой. Мать умерла при родах. Сестра отца взяла меня к себе. Они с мужем меня удочерили. Я ношу их фамилию. У них я выросла. Вы скоро все поймете. Наше поколение таких людей видело только в кино. В тридцать первом году тетя ушла из семьи, а отец остался, он был старше и, как понимаю, революцию не принял, не принимал всю жизнь. Я не знаю его, в доме о нем не говорили. Считается, что его смерть на фронте — лучший поступок всей его жизни.

С минуту она молча курила, затем выбросила сигарету в окно.

— Я хочу рассказать о своих приемных родителях. Может быть, вы, человек посторонний, сумеете разгадать их секрет и открыть мне. Тетя шестнадцати лет ушла на стройки по путевке комсомола. Она родилась в дворянской семье, успела получить образование. Значительно позже закончила университет, аспирантуру, сейчас имеет ученую степень. Восемнадцати лет она вышла замуж за красноармейца, который еле умел читать. Она, семи лет уже игравшая Чайковского и Рахманинова, полюбила его, вместе с ним училась в рабфаке, читала ему Пушкина, объясняла, кто такие Блок и Маяковский. И любит его почти сорок лет.

— А он?

— Он — человек, — ответила Таня, она не произнесла, вылепила это слово, сделала его объемным, весомым.

Сергеев позавидовал неизвестному, видимо, уже пожилому человеку.

— Галстук завязывать не научился. — Таня звонко рассмеялась. — Хотя я подозреваю, что он нарочно по утрам ходит с обескураженным видом, пока тетя не завяжет на нем галстук и не поцелует. Я это видела каждый день. Дядя — это совсем другая история. Он много учился, позже очень много работал. Мой отец и дворянские родители его жены в свое время обеспечили ему немало неприятностей.

— Глупости, — грубо перебил Сергеев. — Кем бы ни был ваш отец, Таня, он, погибший на фронте в сорок первом, не может влиять на судьбу другого человека.

Таня усмехнулась, почесала Микки за ухом.

— На судьбу достаточно повлиять раз, не требуется висеть гирей всю жизнь. Я не об этом. — Таня выпрямилась на сиденье, требовательно посмотрела на Сергеева. — Ответьте мне, товарищ майор, как оно получается? Почему эти люди всегда были вместе? Любовь? Что, сейчас любить разучились? Не верю. Но мы с вами, при любой любви, не выдержали бы и крохотной части того, что выдержали они. Я прихожу в бешенство, когда слышу: раньше было так, а сейчас эдак, раньше была любовь, сейчас — постель… Ерунда все это, но кругом разводятся, расходятся, расстаются, и это не ерунда, а факт. Причина? В чем же причина? Если начинаешь доискиваться, то отвечают: не сошлись характерами; проще: он не понимает ее; еще проще: заел быт, не хватает денег, надоело считать каждую копейку, поодиночке можно устроиться на родительской шее. Вы поняли меня, товарищ майор?

Сергеев кивнул. Он и сам думал, и не однажды, над вопросом, который задала Таня. Действительно, почему люди так часто расходятся? Человек не разучился, не может разучиться любить. Ранние браки, непроверенные чувства, неприспособленность к самостоятельной жизни? Частично. Увлечение формой, а жить-то приходится с содержанием?

— Таня, я думаю над вашим вопросом, уже приготовил ответ, но вдруг подумал, что мой начальник порой справедливо обвиняет меня в самоуверенности. — Сергеев остановил машину у светофора. — Мы так и будем ездить, или вы скажете адрес?