Николай Леонов - Операция «Викинг» [сборник]

Сергеев терпеливо читал описание повторяющихся опытов, похожих друг на друга как куриные яйца. Несколько раз заходил Соколовский, и до Сергеева доносился его приятный картавый говорок. Около восьми девушки собрались и ушли, любопытный Витя остался. Он возился в противоположном от Сергеева углу лаборатории, но вскоре подошел, угостил сигаретой — девчонки ушли, теперь можно курить, осведомился, не нужно ли чего объяснить. Сергеев, поблагодарив, ответил, что это безнадежно, тут же рассказал историю о том, как собирался идти не на юрфак, а на журналистику, не пошел, и правильно сделал. Убей его на месте, он не смог бы написать ни строчки о работе лаборатории. Закончил Сергеев простецким вопросом: интересно, как журналисты разбираются во всей этой чертовщине? Подражая шефу, Витя рассеянно провел ладонью по лбу и ответил, что журналисты и не разбираются. Сюда вообще их пускают крайне редко. Заходит регулярно один, друг шефа, так и тот плавает по поверхности, хотя и медик по образованию. При упоминании о Петре Витя нахмурился, в тоне его явно прозвучало недружелюбие.

Сергеев отодвинул пухлый журнал и начал неторопливо вязать разговор: петелька — крючочек, петелька — крючочек. Любопытный Витя порой сворачивал с нужного пути, краснея, задавал вопросы типа: часто ли в Сергеева стреляют или какие секретные приемы самбо изучают контрразведчики? В ответ Сергеев, многозначительно хмурясь, переводил разговор в нужное направление. У Сергеева для подобных случаев были две подходящие истории, которые он вычитал в английской детективной литературе, пользоваться ими безопасно, так как романы не переводились, шанс попасться невелик. В результате беседы Сергеев узнал значительно больше, чем рассчитывал. Вернувшись около десяти вечера в управление, Сергеев записал:

«В лаборатории известно, что в течение последних месяцев за Ниной Калякиной ухаживает женатый мужчина, который иногда звонит ей по телефону, голос у него низкий, вежливый. Калякина рассказывала, что он ездил туристом на Олимпийские игры в Гренобль, она носит часы марки «Сейко», якобы подаренные им. Петр Левченко в лаборатории бывает довольно регулярно, в основном проводит время с Соколовским, иногда наблюдая за постановкой опытов, делает какие-то записи. В отсутствие Соколовского Левченко расспрашивал о характере последнего исследования, о предполагаемом времени и результате, хотя известно, что совместная работа журналиста и ученого к проводимому исследованию отношения не имеет, носит значительно более общий, популяризаторский характер. Лаборант Виктор Федин убежден, что Левченко встречался с Калякиной и вне стен лаборатории, но скрывает это. Они многозначительно переглядываются, Калякина в присутствии журналиста смущается, краснеет. Однажды, узнав о его приходе, сняла часы с руки, положила их в карман. А накануне журналист сказал ей что-то довольно резкое, показав взглядом на часы. Рассказ Федина заслуживает внимания, но требует тщательной перепроверки, так как он сам безусловно влюблен в Калякину и, страдая подозрительностью, может ошибаться. Сознательный оговор из ревности я исключаю, так как Виктор Федин человек безусловно порядочный и не способен на подобную ложь».

Сергеев положил справку в сейф и, вопреки убеждению Виктора Федина, отправился домой спать. Сергеев позвонил Василию Васильевичу и получил разрешение на следующий день с утра не приходить.

Он проспал десять часов подряд, побрился, надел белоснежную рубашку и любимый костюм.

Сергеев сел за руль, поздоровался с Микки-Маусом, проехал мимо Дома журналиста, кинотеатра Повторного фильма, там шел фильм «Берегись автомобиля», и он решил в первый свободный вечер пригласить Павлову в кино.

Он проскочил бульвар, развернулся вокруг «России», проехал по улице Чехова и через пять минут припарковался у монументального здания издательства. Сергеев хотел встретиться с журналистом Петром Левченко.

Справка о результатах беседы с лаборантом Фединым была лаконичной, сухой. Журналист становился центральной фигурой. Даже при самой критической оценке собранных данных, совпадений накапливалось излишне много. Глаза влюбленного подозрительны, но и остры. Сергеев верил рассказу лаборанта, верил, что Петр как-то связан с Калякиной. Его близость с Соколовским, знание темы, интерес к последней работе, который он скрывает от Соколовского, плюс история с разбитыми пробирками и внезапным отлетом Фрэнка Дональда… Все это мало похоже на цепь случайных обстоятельств.

Вчера вечером Сергеев позвонил Звереву, спросил, где можно «случайно» встретить Петра. Зверев может отказать в помощи, но никогда не проболтается, не предупредит либо заявит об этом в открытую. Зверев попросил перезвонить через пять минут; когда Сергеев выполнил просьбу, Николай, ничего не спрашивая, сухо сообщил, что завтра от двенадцати до часу Петр собирается быть в редакции, но предупредил, что между намерениями журналиста и их выполнением обычно существует некоторая разница.

Жизнь доказала Сергееву, что Зверев знает своего друга. В редакции Петр появился только около двух. Он быстро прошел по коридору с видом делового человека, через минуту Сергеев увидел его в буфете, где журналист, обаятельно улыбаясь, развлекал сотрудников редакции. Затем он долго разговаривал по телефону, словно специально за этим и приехал в редакцию.

Сергеев, подобрав кем-то выброшенную пачку гранок, деловито их вычитывал, не вникая в смысл напечатанного. На Сергеева никто не обращал внимания. Кто бывал в редакциях, отлично знает, что посторонних там не замечают. Если в редакцию привести слона и поместить в коридоре, то на него обратят не больше внимания, чем на человека, который ходит по кабинетам и интересуется судьбой своего романа или сборника стихов.

Видимо, именно стакан чаю и телефон заставили Петра явиться в редакцию, так как, побывав в буфете, всласть наговорившись, он бросил взгляд на часы и ринулся к выходу. Сергеев находился к дверям ближе. Петр налетел на него, воинственно вздернул подбородок — журналисту показалось, что человек умышленно преградил ему путь.

— Извините, — угрожающе сказал он и хотел оттолкнуть Сергеева.

— Здравствуйте, коллега. — Сергеев держал гранки, как флаг на демонстрации. — Как жизнь молодая?

— Простите, — миролюбиво спросил Петр, — «Литгазета»? «Смена»? Нет? — Он виновато улыбнулся.

— Вечеринка у Льва Новикова, — Сергеев поклонился.

— Верно, верно. — Петр наконец заметил гранки, спросил: — Вы еще и пишете?

В его вопросе было и удивление и утверждение: «Конечно, сейчас все пишут!»