Ирина Чистова - Вскормленные гневом

В беспамятстве Петрушин провел несколько недель. На это время его оставили в покое. У него было достаточно времени, чтобы осознать все, сделать выводы по поводу дальнейших действий. Пронин рассчитывал на чистосердечное признание. В противном случае ему снова придется применить недавнюю схему с бабушкой. Даже если это приведет к новому припадку Петрушина, хоть к пятидесяти припадкам, сыщик намеревался добиться своего, и другого метода он пока не видел Если бы на это потребовалось потратить еще год, Пронин сделал бы это. Он не мог допустить, чтобы маньяка перевезли отлеживаться в психиатрическую больницу. Поэтому при малейшем улучшении состояния Петрушина, снова начнутся допросы.

Спустя еще неделю Петрушин стал приходить в себя. Его состояние стабилизировалось до той степени, что он мог отвечать разумно. Пронин не медля ни минуты снова решил опробовать старую схему. Он знал, что рискует: Петрушин может лишиться разума навсегда. Тем не менее остановить Пронина не мог уже никто: ни Волков, ни начальство. Он зашел к Петрушину в палату и начал снова давить на "больное место". В этот раз Петрушин не впал в беспамятство. Он смотрел вполне осознанным взглядом на следователя. Страха в этот раз не было. Но что-то изменилось в поведении маньяка, будто он действительно осознал все.

– Я готов рассказать вам правду. Я – маньяк с красным беретом. На моей совести тридцать шесть убитых девушек. Двух я держал живыми, чтобы осуществить давнюю мечту: долго мучить, потом казнить одним из методов, которые мне известны. Но они сбежали, одна из них ударила меня по голове камнем. Я готов показать каждое место, где я убивал.

Пронин был шокирован полученной информацией. Ведь по оперативным данным найдено всего пятнадцать трупов со схожими признаками. Словам Петрушина Пронин не совсем пока верил. В таком психическом состоянии Петрушин мог наговорить чего угодно. Предстояла огромная работа. День ото дня Петрушин все больше раскрывался. Он охотно сотрудничал со следствием. Старался как можно подробнее рассказывать о каждом преступлении. Это было удивительно. Все слова Петрушина подтверждались неопровержимыми доказательствами – обнаружением трупов. Петрушин действительно стал показывать все места, где он убивал девушек. Следователи были поражены насколько точно определял убийца местоположение каждой жертвы. Несмотря на то, что было их немало. В ходе расследования Пронин обратил внимание, что Петрушин сам хочет поскорей завершить все следственные действия, с каждым признанием он как будто получал освобождение от душевного гнета. Возможно, он стал понимать, что вся его жизнь – фальш, страшная ошибка. Пронин пытался ему объяснить, что он мог бы прожить абсолютно другую, счастливую и достойную жизнь великого ученого, если бы вовремя обратился к людям, которые могли бы ему помочь, а не бежать и душить всех, кто под руку попадется. Нужно лишь было попробовать лечить свои душевные раны, а не пытаться замаскировать их все новыми и новыми убийствами, которые в итоге привели его к самому краю пропасти.

–Владимир Константинович, что меня ждет? Какое наказание? -однажды спросил Петрушин.

– Суд должен решать этот вопрос, но одно могу сказать тебе честно – любое решение суда лучше, чем та жизнь, которую ты вел. Ты больше никогда не станешь свободным нормальным человеком. От себя не убежишь. Твои страсти тебя погубили, ты поддался воле своего больного воображения. Неужели ты не думал о том, что ты болен в тот момент, когда решил убить в первый раз? Как ты сам себе объяснил этот позыв?

– Вы никогда этого не поймете. Чтобы меня понять, вам нужно иметь хоть часть той боли, которая живет у меня внутри.

– Это все отговорки. Во времена войн погибает очень много людей, кто-то видит, как убивают их близких и родных, кого-то самого пытают и подвергают насилию, но не каждый идет мстить совершенно невинным людям за то, что с ними сделали.

– Но не все имеют такой диагноз, как у меня.

– Так если у тебя диагноз, что ты делаешь среди здоровых людей? Когда у тебя что-то болит, например зуб, ты же не идешь и не мстишь всем подряд, ты просто отправляешься к врачу, рассказываешь о своей проблеме, и лечишь зуб. Если ты знаешь, что психически нездоров – значит ты обязан идти и лечиться, почему ты этого не делал? Я тебе отвечу: потому что так проще, приятнее, твое самолюбие поощряет такой выбор. Только это путь вникуда, итог оказывается один – жалкое существование до конца своих дней в боли, в муках совести.

Петрушин ничего не ответил, возможно, ему были чужды подобные рассуждения. Возможно, он считал по-другому. В любом случае, его жизнь была предрешена, ему больше не нужно было думать о том, что будет дальше, все решат за него, независимо от того, нравится ему это решение или нет. А пока Петрушин сидел в одиночной камере и дожидался суда. Он занимался любимым делом: ему дали возможность читать книги, и Василий не упустил ее. Он целыми днями просиживал за технической литературой. Пронин не мог понять его логики, ведь Петрушин никогда больше не покинет стен этого заведения. Какой резон пытаться играть роль нормального интеллигента, если жизнь больше не даст второго шанса? Но отказать они ему не могли, ведь Петрушин избавил оперативников от тяжкого труда – сбора доказательной базы по каждому эпизоду. Этот процесс мог затянуться надолго. Поэтому Петрушину делали разные поблажки и старались поощрять его.

Как то раз Петрушин попросил Пронина об одном одолжении: привести Ларису, жену Петрушина. Пронин не стал ничего обещать, но постарался выполнить просьбу заключенного. Следователь долго уговаривал Ларису приехать на свидание с мужем, объяснял ей, что, возможно, она увидит его в последний раз. После долгих упрашиваний Лариса сдалась.

– Здравствуй, Ларочка. Как поживаешь? – Петрушин рассматривал женщину как голодный зверь. Глаза блестели недобрым светом. С момента поимки Петрушин похудел еще больше и стал похож на костлявую напольную вешалку.

Лариса же была неприступна. Она безразлично смотрела на Василия и ждала только одного – побыстрее уйти.

– Привет Петрушин. Что ж ты наделал, гад ты ползучий! Столько баб загубил! От меня сейчас чего хочешь? Зачем звал?

– Ларочка, я хочу лишь последний поцелуй. Ты ведь никогда не позволяла мне целовать тебя. Знаешь как мне было сложно? Но я терпел. Ты тоже виновата в том, что я стал маньяком. – он зло улыбался.

– Я не виновата, что ты псих чертов! – Лариса хотела было уйти.

– Нет, Ларочка, подожди. Извини. Конечно, только я виноват. Я не выйду отсюда больше никогда. Позволь мне последний раз поцеловать тебя. Я всегда любил только тебя. Ты же знаешь. – тут Лариса сдалась. Но больше не из-за того, что ей очень этого хотелось, а чтобы поскорей отвязаться от Петрушина и, наконец, покинуть это место.