Лен Дейтон - Берлинские похороны

Первого октября начинали топить камин углем. И даже если сентябрь был морозным, а октябрь жарким — это ничего не меняло. Около камина в угольной пыли стояла картонная коробка из-под стирального порошка с углем. Я подтащил кожаное кресло поближе к горящему пламени. Небольшой камин был сделан в те времена, когда британский флот бороздил моря на пароходах и когда дипломатия заключалась главным образом в выборе, куда надлежало послать этот флот.

Доулиш читал мой отчет. Потрогав переносицу, он сказал, не отрывая глаз от бумаг:

— Мне кажется, на вас снова все ополчились.

Алиса принесла кофе, поставила его на стол Доулиша и молча вышла.

— Да, — сказал я.

Доулиш передал мне надтреснутую чашку с розовыми цветочками по краю.

— Расскажите мне о Стоке, — сказал он. — Имбирного печенья хотите?

Я покачал головой.

— Я не хочу толстеть. Что Сток? Сток делает свое дело.

Доулиш держал свою чашку с блюдцем на уровне глаз.

— Недурно за фунт и шесть пенсов, — сказал он. — Это немецкий Фарфор, весьма старый.

Я наблюдал, как маленькие островки растворимого кофе исчезают в водовороте кипятка.

— Неужели они вам не нравятся? — спросил Доулиш.

Это, конечно, не портлендская ваза, но для растворимого кофе сойдет.

— Сток хорошо делает свое дело?

— Думаю, что да, — ответил я. — Достаточно хорошо, чтобы понять, что я не клюнул на его неловкую историю о смерти жены. Или он хотел, чтобы я обнаружил ложь и скорее поверил в его дальнейшие рассказы... — Доулиш вместе с кофе пересел на стул рядом с камином. «Вот как?» — воскликнул он и, разобрав свою трубку на части, продул каждую из них. — ...или же считал, что я недостаточно умен, чтобы... — Доулиш смотрел на меня исключительно тупым взглядом. — Очень забавно, — закончил я.

Доулиш собрал трубку.

— А что это за описание, которое люди Гелена потребовали для документа? — Он смотрел на зеленую телетайппрограмму. — Чем вам не нравится имя Брум в качестве крыши для Семицы?

— Ничем, я просто не люблю, когда мной командуют. Ничего не имею против, если они укажут пару необходимых характеристик — ясно, что они готовят и другие документы, — но в этом описании они нам дают почти всю биографию.

— В вас, кажется, говорит обида. — Доулиш вынул двухфунтовый пакет сахара.

— Возможно, вы и правы, — сказал я. — Мне не нравится, что геленовцы относятся ко мне как к своему наемному работнику.

— Но зачем им такие документы? Надеюсь, не для продажи, денег у них хватает.

Я пожал плечами и положил в кофе три чайных ложки сахара.

— Так вот и толстеют, — сказал Доулиш.

— Верно, — сказал я.

— А девица? — спросил Доулиш. — Что вам удалось выяснить о девице Саманте Стил?

— Возможно, имя вымышленное, во всяком случае, в Скотланд-Ярде на нее нет ни зеленой, ни белой карточек [14]. Нет на нее ничего и в Центральной картотеке [15]. Поскольку она американка, я запросил по телетайпу и Вашингтон.

— Это же надо, — сказал Доулиш. — Вы никогда не думаете о расходах. А все закончится, как с той, другой девицей. В финале вы выяснили, что у нее есть пресс-агент, готовый выслать биографию и фотографию любому желающему.

— Эта девушка следила за мной, — сказал я. — Неловко, но вполне определенно, мы не можем никак не реагировать на это.

— Вы совершенно уверены?

— Совершенно уверен.

— Хм-м-м, — промычал Доулиш недовольно. — Ладно, может, вы правы, осторожность нам не помешает. Проверьте ее.

— Этим я и занимаюсь, — сказал я терпеливо.

— И встретьтесь с ней еще раз, — сказал Доулиш.

— Об этом можете не беспокоиться, — сказал я. — Если уж из этого дела ничего другого не выжмешь, то от удовольствия я отказываться не собираюсь.

— Вы навели справки о приятеле мистера Валкана? — спросил Доулиш.

— Да, — ухмыльнулся я. — Майора Бейлиса в природе не существует. По данным служб армии США описание соответствует гражданскому бездельнику по имени Вильсон. Ну и тип этот Валкан.

— Он жулик, — сказал Доулиш. Потом схватил свой пакет сахара и встал. — Нет, так дело не пойдет. Все остальное в порядке?

— Мой электрокамин не работает, — сказал я. — Я замерзаю внизу, а Джин говорит, что вас раздражают мои расходы. Я что, очень расточителен?

— Расточительство — это состояние ума, мой мальчик, — сказал он, — впрочем, как и ощущение холода. Так что сами подумайте, что вы способны сделать с тем и другим.

Я почувствовал некоторое облегчение.

— Мне бы хотелось получить беспроцентную ссуду в восемь тысяч фунтов на покупку нового автомобиля, — сказал я.

Доулиш осторожно уминал спичкой табак в трубке. Прежде чем посмотреть на меня, он взял трубку в рот.

— Да, — наконец сказал он. И тщательно раскурил трубку.

— Что «да»? Что я хочу или что я могу получить?

— Да, все, что о вас говорят, чистейшая правда, — сказал Доулиш. — Идите, не мешайте мне работать.

— А как насчет решения о сорока тысячах фунтов для Стока? — спросил я.

— А, — сказал Доулиш. — Вот что побудило вас поразмышлять о собственном положении. — Он выпустил большой клуб дыма.

— Мы можем потерять его, — сказал я. Доулиш ткнул спичкой в табак трубки. Я добавил: — Люди из египетской разведки с руками отхватят Семицу, как только что-нибудь пронюхают.

— Вот это меня и беспокоит, — сказал Доулиш совершенно спокойным голосом. — Египтяне охотятся за немецкими учеными, верно?

— Да.

— Наши люди в Цюрихе должны глаз не спускать с МЕКО [16] — именно через нее будут устраиваться все дела, если сделка состоится.

— Да, — повторил я.

— Очень хорошо, — сказал Доулиш. — Будьте внимательны. Если вы захотите послать Джин на орудийный завод министерства обороны за пистолетом, я не откажу вам в подписи на ордере.

— Благодарю вас, сэр, — сказал я. Это было ни на что не похоже. Если Доулиш считал, что мне нужен пистолет, это значит, что песенка моя спета.

— Ради Бога, будьте осмотрительны с оружием. На мне лежит колоссальная ответственность.

— Когда в меня начнут палить, я буду думать о вас, — сказал я. — Первое, что я сделаю, это завтра утром отправлюсь в министерство внутренних дел и кокну Хэллама.

— Хэллам. — Доулиш неожиданно встрепенулся. — Оставьте Хэллама в покое, — сказал он. — Надеюсь, вы ему не угрожали?

— Я немножечко его прижал, — признался я. — Министерство внутренних дел слишком уж много на себя берет.

— Не смейте больше этого делать, — сказал Доулиш. Он вынул большой белый носовой платок и протер очки. — Мне наплевать на то, что вы себе позволяете, но с Хэлламом ведите дела в лайковых перчатках.

— Мне кажется, что для него бы больше подошли зеленые бархатные в блестках, — сказал я, но Доулиш лишь выпустил очередной клуб дыма.

Я спустился вниз и попытался заставить работать свой электрокамин. Вошел Чико.