Лен Дейтон - Берлинские похороны

— Да, — сказал я. — Мы переживаем упадок, который по молодости нашей еще не способны оценить.

— Семица, — произнес Сток. Он ожидал, какой эффект произведет на нас это имя. Эффекта не было.

— Он здесь, в Берлине? — спросил я.

— Не спешите, мистер Дорф, — сказал Сток. — Дела делаются не спеша.

— Откуда вам известно, что он хочет перебраться на Запад? — спросил я.

— Известно, — сказал Сток.

Вмешался Валкан.

— Я сказал полковнику, что Семица обойдется нам приблизительно в сорок тысяч фунтов.

— Вот как? — сказал я как можно спокойнее.

Сток разлил водку по стаканчикам, выпил свою порцию и тут же вновь наполнил свой сосуд.

— Говорить с вами одно удовольствие, господа, — сказал я. — Но мне бы хотелось и с вашим товаром познакомиться.

— Понимаю вас, мистер Дорф, — сказал Сток. — В моей стране есть пословица: «На торгу за слова ничего не продают». — Он подошел к бюро восемнадцатого века, сделанному из красного дерева.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы хоть в чем-то нарушали лояльность советскому правительству, верным другом и союзником которого я остаюсь до сих пор, — произнес я.

Сток с улыбкой повернулся в мою сторону.

— Вы подозреваете, что я тут микрофонов понапрятал и потом начну вас шантажировать?

— А почему бы и нет? — сказал я. — Вы профессионал.

— Я попытаюсь убедить вас по-другому, — сказал Сток. — А что касается моего профессионализма, то знаете ли вы, когда повар получает пищевое отравление?

— Когда он ест не у себя дома, — ответил я.

От смеха Стока задребезжал старинный фарфор. Он пошарил рукой в большом ящике, извлек оттуда плоскую металлическую коробку, вынул из кармана толстую связку ключей, достал из коробки толстую черную папку и протянул ее мне. В ней оказались фотокопии писем и перехваченных телефонных разговоров на кириллице.

Сток взял еще одну сигарету и стал постукивать ею по листу машинописи.

— Паспорт мистера Семицы для поездки на Запад, — сказал он, саркастически подчеркивая слово «мистер».

— Ну да? — воскликнул я недоверчиво.

Валкан наклонился ко мне.

— Полковник Сток отвечает за исследования Минской биохимической лаборатории.

— Где работал Семица, — сказал я. До меня постепенно доходило. — Это, значит, досье на Семицу?

— Да, — сказал Сток, — и здесь достаточно, чтобы посадить Семицу в тюрьму на десять лет.

— Или же заставить его делать все, что вы прикажете, — сказал я. Не исключено, что намерения Стока и Валкана серьезны.

Берлин, понедельник, 7 октября

Путь до контрольно-пропускного пункта по Унтер-ден-Линден был не самым коротким, но, чтобы не заблудиться, я должен был держаться главных магистралей. Миновав Шнелштрассе, я увеличил скорость до разрешенных шестидесяти километров. Когда я поравнялся со старой канцелярией Бисмарка, особенно черной и вымершей в ярком бархатном свете луны, впереди на дороге появился красный диск — сигнал полицейского. Я остановился. У тротуара стоял полицейский грузовик. Молодой человек в униформе заткнул сигнальный жезл за голенище сапога, медленно подошел ко мне и отдал честь.

— Ваши документы.

Я дал ему паспорт Дорфа, надеясь, что мой отдел не поленился обратиться в министерство иностранных дел и не ограничился грубыми подделками, которые изготовляло для нас министерство обороны, мимо нас на большой скорости пронеслась «шкода», которую никто не остановил. У меня появилось ощущение, что все это неспроста. Второй полицейский освещал фонариком американские номера моей машины, заднее сиденье и пол. Молодой полицейский с шумом захлопнул мой паспорт, протянул его в окошечко и еще раз отдал мне честь.

— Благодарю вас, сэр, — сказал он.

— Я могу ехать? — спросил я.

— Только включите передний свет, сэр.

— У меня включен.

— В Восточном Берлине надо включать дальний свет. Таков закон.

— Ясно. — Я включил фары. Луч света упал на полицейский грузовик. Видимо, дорожная полиция делала свою рутинную работу.

— Всего хорошего, сэр. — Я заметил какое-то шевеление среди дюжины полицейских, сидящих на открытом грузовике. Меня обогнал Джонни Валкан. Я свернул на Фридрихштрассе и попытался достать его.

По Фридрихштрассе «вартбург» Джонни Валкана ехал в пятидесяти метрах передо мной. Когда я остановился у краснополосатого шлагбаума, часовой отдавал Джонни паспорт и поднимал полосатую жердь. Американский сектор был от меня всего в нескольких метрах. Пропустив «вартбург», он опустил шлагбаум и направился ко мне, автомат на плечо он закинул так, что тот клацнул о его металлическую каску. Паспорт я держал наготове. За шлагбаумом находилось низкое деревянное здание с множеством цветков красной герани, которое, собственно, и было контрольно-пропускным пунктом. Перед ним двое часовых говорили с Валканом, потом они все засмеялись. Смех гулко разносился окрест в ночной тишине. Пограничник в голубой униформе прогромыхал по ступеням и побежал к моей машине.

— Зайди внутрь, — сказал он часовому со своим пронзительным саксонским акцентом. — К телефону. — Он повернулся ко мне. — Придется немного подождать, сэр, — объяснил он по-английски. — Сожалею о задержке. — И он взял у часового автомат.

Я закурил «Галуаз», угостил пограничника, мы курили и смотрели туда, где в сотне метров начинался окруженный стеною Западный Берлин, и каждый думал о своем, а может, и об одном и том же.

Не прошло и двух минут, как полицейский вернулся. Он попросил меня выйти из машины, оставив ключи в замке. С ним было трое солдат. У каждого был автомат, и держали они их на изготовку. Я вышел из машины. Они отвели меня за дом, где никто из западного сектора не смог бы нас увидеть, если бы даже и захотел. Там стоял маленький зеленый грузовичок. На двери был маленький значок и слова «Дорожная полиция». Мотор работал. Я сел между немецкими солдатами, один из них предложил мне странного вкуса сигарету, которую я прикурил от окурка моей «Галуаз». Никто меня не обыскивал, не надевал наручников, не предъявлял официальных обвинений. Они просто попросили меня следовать за ними, насилия никто не применял. Я смирился.

Сквозь заднее окно я смотрел наружу. Когда мы подъехали к Александерплац, я уже догадался, куда меня везут. В нескольких кварталах находилась Кайбельштрассе: Главное управление полиции.

На мощеном дворе Главного управления раздавались шаги полудюжины марширующих людей. В зависимости от громких команд ритм шагов менялся. Меня ввели в комнату на втором этаже. Для этого от главного входа, где часовой в стеклянной будке нажал на кнопку и открыл ворота, нам пришлось подняться на тридцать три ступеньки. У кремовой стены стояла старая деревянная скамья, на которую я и сел; рядом лежали два захватанных номера «Нойес Дойчланд». Справа было большое зарешеченное окно. За столом сидела женщина средних лет, седые волосы которой были туго стянуты в пучок. Каждое ее движение за столом сопровождалось громким звяканьем большой связки ключей. Я знал, что какой-то выход наверняка должен быть. Любой из героев детективных телесериалов в таком положении действовал бы, не задумываясь.