Борис Яроцкий - Командировка

– Что такой «куды»? – и сделал манящий жест пальцем. Но тут выскочил второй милиционер, постарше возрастом, круглое лицо мятое, припухшее, видимо, спал.

– Вы не с катера? – спросил второй.

– Катер! Катер! Понимайт?

– Ес! Ес! – воскликнули оба.

– Меня приглашайт Ажип Слав Тарас. Понимайт?

– Вы гость Славка Тарасовича?

– Ес. Дом Ажип, сколько миль?

– Это близко, – дружно заговорили милиционеры. – А дом его под медной крышей. Коттедж!

– Коттедж? О’кэй!

На милицейском «уазике» Иван Григорьевич подкатил к причудливо выстроенному трехэтажному зданию, в миниатюре напоминающему средневековый замок. На мраморных ступенях высокого крылъца в голубой пижаме стоял сам хозяин. Гордым видом он как бы давал понять, что в дачном городе живут люди, знающие себе цену.

– Прежде всего, банька, – сказал хозяин, встречая гостя.

– Не возражаю, – ответил гость, разыскивая глазами, куда бы приткнуть полиэтиленовый пакет с рисунком обнаженной певицы.

– Что там? – Славко Тарасович показал на пакет.

– Коньяк.

– Чей?

– Крымский.

– Попробуем.

Судя по настроению хозяина, гостевание не обещало быть скучным. И начиналось, как и принято в домах с охраною, с баньки. Хотя банька – это в России, притом по-фински, с сауной. У мэра Славка Тарасовича считалось, что гости к нему приезжают голодные и трезвые, им нужна обильная выпивка и обильная закуска. Но прежде, ломая традиции предков, гостей следовало помыть.

Испокон веков на берегах Днепра жили люди простые, умели храбро воевать, умели голодать и объедаться, но грязь выводили летом, в сезон от Ивана Купала до Ильи, до того дня, как Илья помочится в воду – лишний раз не рисковали простуживаться.

Уже через пятнадцать минут Славко Тарасович повел гостя в баньку. Русским, за исключением новых, такая и не снилась. Ее можно было сравнить разве что с римскими купальнями – все было из мрамора, включая бассейн с подогретой днепровской водой. Придонные фонари делали воду разноцветной. В мыльне были наборы всевозможных шампуней, в парилке – дубовые и березовые веники, в бутылках – на раскаленные камни – хлебный квас и пиво.

Отгороженный от бассейна стеклянной стеной стоял массивный дубовый стол. На столе – питье: от «миргородской» до французских коньяков. По заверению хозяина, все натуральное.

«А я к нему – с пойлом», – язвительно подумал Иван Григорьевич.

В баньке они были не первыми. Здесь уже резвились два молодых парня: высокий длиннорукий блондин с фигурой баскетболиста и смуглый, весь в черной шерсти, брюнет, по виду кавказец. Они сидели за дубовым столом, пили из массивных стеклянных кружек пиво, махровыми полотенцами вытирали вспотевшие липа. Славко Тарасович обратился к ним торжественно:

– Мои юные друзья, знакомьтесь, – показал на гостя, – мой школьный товарищ Иван Григорьевич Коваль. Расстались мы с ним, когда вас еще не было и в зачатии. А по сему случаю…

Длиннорукий отложил полотенце и тут Иван Григорьевич заметил, что лицо его обезображено шрамом. Этого человека с пунцовым шрамом через всю щеку он узнал сразу: да это же Витя Кувалда, рэкетир и меняла!

«Любопытно, как Славко представит своих юных друзей?»

Предугадывая желание хозяина, блондин уже наполнял рюмки. Налил полную доверху только что прибывшему гостю.

– С кем имею честь? – спросил Иван Григорьевич, обводя взглядом юных друзей хозяина.

– Ах, да! – Славко Тарасович наполненной рюмкой показал на кавказца. – Наш деловой партнер господин Казарян. Закупает у нас то, чего не хватает Кавказу.

Но тут уже крепко выпивший Витя Кувалда вставил свое слово:

– А Кавказу, как всегда, не хватает патронов.

– Не перебивай старших, – сделал ему замечание Славко Тарасович. – Да, в нашем городе изготовлено, грубо округляя, патронов… войны на две. Гражданских… Так что продаем излишки. Тем более, что Восток просыпается по-настоящему… Кстати, будь знаком и с нашим разговорчивым другом. – Рюмкой показал на Кувалду. – Это Витек, представитель торгового сословия. Он мне помогает формировать местный бюджет. Благодаря Вите бюджетники города не ропщут. Получают, конечно, недостаточно, зато регулярно. А регулярная жизнь, по свидетельству древних, основа стабильности.

Он говорил витиевато, путано, как и всякий мало-мальски себя уважающий мэр.

– А ну, Витек, налей моему школьному товарищу настоящего крымского.

Иван Григорьевич понял, почему Славко Тарасович попросил Кувалду налить именно крымского, заговорил о своей бутылке:

– Это, ребята, намек, что в моем пакете коньяк вовсе не массандровский.

– Никакого намека, – поспешил извиниться Славко Тарасович. – Человек пришел со своей выпивкой. А купил, как я догадываюсь, на твоем, Витек, рынке. Будем ли мы снимать пробу? Вопрос. Так что пьем только нашу. У нас все натуральное.

Выпили за встречу. Закусили. И закуской бог не обидел.

Пососав лимончик, Славко Тарасович заговорил нескоро:

– В случае нужды ты, Ваня, к нему обращайся запросто. Витек это Витек.

– Спасибо, – поблагодарил Иван Григорьевич. – Я уже к нему обращался.

Славко Тарасович сделал удивленные глаза.

– Вы знакомы?

– Я у него деньги менял. Это Витя Кувалда.

– Кувалдой, Ваня, его назвал народ. Присмотрись, какие у Вити руки. Особенно левая – молот!

Витя скромно молчал, закусывал, шевеля белесыми бровями. Несмотря на худобу, он был, как римский гладиатор, – весь исполосованный ножами. И взгляд у него – взгляд закоренелого зэка, но что удивительно, на теле – ни малейшей татуировки. Уже потом, уединившись в кабинете, где было тесно от сувениров, Славко Тарасович скрывать не стал:

– Что меня печалит, этот Витек, Ваня, рэкетом занимается. Его боятся.

– И ты?

– Я его, мерзавца, держу – во! – Славко Тарасович яростно сжал кулак. – Давно бы его посадил, да помню заслуги. Без него демократы – что волки без зубов.

– Ты – демократ?

– А хрен его знает, – хохотнул Славко Тарасович.

Говорил он с паузами, с отрыжкой: пил пиво под леща, смачно чавкал, плевался костями. От рыбы, да еще копченой, его не оторвать. Да он и не скрывал своего увлечения: «В одном я, Ваня, как Маркс, – люблю рыбу».

– Что же касается моей принадлежности к демократам, – продолжал он, словно оправдывался, – для кое-кого я демократ, а по духу – диалектический материалист. Даже бывая пьяным, я трезво оцениваю ситуацию. Представь себе, лет пять назад я вякнул бы, что остаюсь твердокаменным большевиком, да меня бы – в шею. Тогда даже парткомы выселяли. Однажды на митинге при скоплении всех недовольных старой властью я такую речуху толкнул! Разумеется, о пользе демократии. Киев узнал, что я чуть ли не руховец, прислал бумагу: «Пан Ажипа, назначаетесь наместником президента». Потом поменялись президенты, и я стал называться по-другому – глава администрации. Что по сути – один хрен.