Дональд Гамильтон - Засада

— Нет, — медленно произнес он, — вы перепуганы в душе. На словах вы хорохоритесь, но это вы мягкий и податливый внутри, мистер Эванс. Вы боитесь, что я убью вас не сразу — тогда вы сломаетесь и проявите свою слабость.

— Боже ты мой! — воскликнул я. — Ну вот, на тебе, наткнулся на психолога-самоучку! Скажите мне только одно, фон Закс. Чем это вы занимались с бандой коммуняк в Коста-Верде?

— Дурацкий вопрос. Вы же самолично видели итог моей поездки туда и зарисовали его в своей книжечке. Я приехал купить одну штучку, которая, по слухам, продавалась.

— Э, нет, Эль Фуэрте никогда бы по доброй воле, будь он жив, не продал бы вам ее! Это же был его козырной туз.

— Этого туза должен был перебить джокер, — возразил фон Закс. — Русские пронюхали через своих кубинских информаторов, что ракета попала к нему. И им это очень не понравилось. Они предупредили его, что, если он вздумает этой ракетой воспользоваться, последствия будут очень серьезными. Они требовали эту ракету назад. Он, конечно, все твердил, что и в глаза ее не видел. А потом стал искать богатенького покупателя. Русские не собирались платить ему ни цента, а генерал Сантос сильно поиздержался за время своих партизанских подвигов. И он считал, что сделка принесет ему достаточную материальную компенсацию за вес невзгоды.

( Понял. Ну вот теперь она у вас. И как же вы намереваетесь ее использовать? Вы же не настолько безумны, чтобы надеяться шантажировать Соединенные Штаты или Мексику этой хлопушкой-переростком?

— Шантажировать? — нахмурился он. — Я не шантажист, мистер Эванс. Придет время — а оно не за горами — и я выпущу эту ракету. И город Эль Пасо, штат Техас, исчезает с карты Америки. Полагаю, это будет Эль Пасо. Мои бородатые инженеры-техники уверили меня, что Эль Пасо наилучшая цель в радиусе действия этой игрушки, а у ваших техасцев горячие головы и большой политический вес. Они будут настаивать на немедленном ударе возмездия — и по кому они нанесут свой удар возмездия, а, мистер Эванс? Я шумно вздохнул.

— Хитро задумано. Идея не оригинальная, но хитрая. В кино это было бы страшно эффектно.

— Эффект будет в реальной жизни. Никому там, по ту сторону границы, даже в голову не придет, откуда прилетела эта ракета. Они будут знать только то, что уничтожен крупный американский город. Ну а теперь скажите: разве после такого происшествия вашим межконтинентальным ракетам не будет дана команда “пуск”? И разве капитаны подводных лодок с ракетами “Поларис” на борту не получат аналогичного приказа? И сел и даже одна ракета полетит в то полушарие, неужели она не получит адекватный ответ? — он осторожно положил мой револьвер на стол. — А когда осядет радиоактивная пыль, разве у человека, имеющего в своем распоряжении значительные военные формирования и тайных союзников во всех ваших юго-западных городах, не возникнет шанс? Да такой человек мог бы воздвигнуть империю из праха!

В палатке повисло молчание. Как я уже сказал фон Заксу, идея не отличалась особой оригинальностью. Многие до него лелеяли ту же мечту, но никто не решился отправиться по миру с надеждой закупить необходимые средства для ее осуществления. По крайней мере, мне так хотелось думать.

Ну, это вроде того, как спалить коровник, чтобы иметь побольше говяжьих костей на прокорм не родившимся еще щенкам. Знаете, что я об этом думаю? Я думаю, вы выжили из ума, фон Закс. Мне кажется, вы просто хотите запалить мировой пожар и любоваться ядерным грибом на горизонте. Я думаю...

— Довольно! — рявкнул он и схватил револьвер.

— Я думаю, вы просто хотите поссорить две сверхдержавы, раздавившие империю Адольфа Гитлера, чтобы они уничтожили друг друга. А все ваши прочие разговоры — пустая болтовня. Какая там империя! Чушь!

— Молчать! — Курок опять, дернувшись, пополз вверх.

— Давай-давай! — браво заявил я. — Нажми ты на этот чертов крючок! Валяй, стреляй, нацистский палач! Курок медленно опустился. Он вздохнул.

— Что-то вам больно не терпится умереть, мистер Эванс. Но я вам сегодня не доставлю этой радости. Возможно, завтра... Охрана!

Что ж, если бы я не стал его подталкивать, если бы я не внушил ему мысль, будто мечтаю о быстрой смерти, он бы наверняка меня пристрелил. Здорово я все-таки придумал! Да и потел очень убедительно, когда его солдаты выволакивали меня вон.

Камера, карцер, темница, называйте, как хотите, представляла собой пещерку в стене каньона, расположенную на высоте двадцати футов над землей. Чтобы забраться туда, надо было подняться по шаткой стремянке. Сержант приказал мне лезть наверх, направив на меня ствол своего уродца. Потом он послал ко мне солдата, который крепко меня связал. Солдат хорошо знал свое дело, а я, надо сказать, не Гудини. Я попытался в процессе зявязывания узла ослабить натяжение веревки, как советуют учебники, но увы — если бы был уверен, что этот парень умеет читать, не говоря уж что по-английски, я бы сказал, что мы учились по одной хрестоматии. Когда он оставил меня в покое, мне стало ясно, что без посторонней помощи я не смогу спуститься вниз. А потом лестницу убрали — тем все и кончилось.

Внизу подо мной весело горел костер, а ребята, сидевшие вокруг огня, пустили по кругу бутылку текилы, или мескала, или пульки, или что там у них было во фляжке. Очень скоро один из них достал гитару и затянул песню — ну точно как в кино. Я подполз к краю своего узилища, откуда хорошо была видна вся сцена внизу. Чуть поодаль от веселящейся группки сидел мрачного вида бука. Прислонившись спиной к скале и положив винтовку на колени, он глядел на мою пещеру. В палатке, как я заметил, все еще горел фонарь, а у входа стоял часовой.

Мрачный парень с винтовкой знаком приказал мне скрыться в пещере. Я не подчинился, и тогда он навел на меня ствол. Я сразу понял этот жест, отпрянул во тьму и стал исследовать свой каземат с другого конца. В десяти футах от входа в пещеру я наткнулся на камень. Со связанными руками и ногами мне было трудновато искать туннели и расселины в сплошной скальной стене. Теперь мне оставалось надеяться только на Кэтрин.

Ее следующий ход был предсказуем, и очень скоро по звукам я понял, что она приготовилась его сделать. Время шло, и из палатки фон Закса все громче доносился их пьяный хохот. Наконец они дурными голосами запели “Хорста Весселя”. Потом раздался новый взрыв смеха, началась возня, отчего вся палатка заходила ходуном, послышался требовательный мужской голос и протестующий женский — впрочем, протесты были явно не очень настойчивые. Потом после звуков борьбы все стихло.

Я лежал и размышлял, отчего это я к себе так плохо отношусь. То есть я хочу сказать, что эта женщина мало что для меня значила, она просто сделала то, что я бы и сам приказал ей сделать, если бы она поинтересовалась, каковы мои соображения на ее счет.