Дональд Гамильтон - Тени

— Почему ты принес это, и ничего другого?

Он был озадачен. Это самое лучшее для него. Он думал, что у меня какой-то выработанный план и он хотел знать, что это за план, перед тем как схватить меня. Если бы я сказал ему, что пришел сюда схватить его, вместе с его хитрым пистолетом, голыми руками, он не поверил бы мне. Поэтому я откровенно сказал ему об этом.

— В чем моя задача? — Спросил я. — Взять такого громилу, как ты, Кроче. Вооруженного как полк. Но мне надо было взять с собой что-то, чтобы держать тебя связанным, после того как я отниму у тебя пистолет и засуну его тебе в глотку или в какое другое место. Требовалось лекарство или веревка, а веревки у меня нет.

Его глаза опасно сузились, затем он рассмеялся, — да ты никак смеешься, Эрик? Нет, ты сознательно язвишь, чтобы разозлить меня. Почему? Что за умный план у тебя в голове?

В своем углу доктор Гарольд Муни задергался, связанный, и что-то попытался сказать, через кляп. Мы не обратили на него никакого внимания.

— Умный? — Переспросил я. — Они хотели, чтобы я был умным, но я знал, что за дьявол этот Карл Кроче, не так ли? Если он вам нужен, я приведу его к вам. Живым? Конечно. Я возьму его живым, — сказал я. — Опасного человека я могу и застрелить, но только не старину Кроче.

Его рука впилась в пистолет — впилась и ослабла. Он грубо рассмеялся: — это ребячество, Эрик. Ребячество. Нет, я хочу знать, что за план ты задумал? — Он нахмурился. — Почему твои хозяева хотят взять меня живым? Что за нужда такая во мне?

Правда всегда помогала мне, и я решил придерживаться ее.

— Им хочется задать тебе несколько вопросов о неком джентльмене по имени Тоссиг. Эмиль Тоссиг. Я сказал, что уверен, что вам понравиться сотрудничать с ним, после того как я поработаю над ним немного.

Он не почувствовал укола и продолжал хмуриться. — Тоссиг? — спросил он. — Это пожилой мужчина в Москве? Седой, пожилой человек, который так умен для коммуниста? Я знаю только то, что каждый в этом деле знает о Тоссиге. Я никогда не встречался с ним. Почему ты хочешь расспросить меня о нем, Эрик?

Я рассмеялся ему в лицо. — Так кто же смеется, Карл? У нас странная уверенность, что ты возможно работаешь на этого седого старика. Как специалист, скажу, — нет, но не в Москве, он здесь.

Он смотрел на меня какое-то мгновение. Мне казалось, что ему все это очень неприятно. Он медленно покачал головой.

— Нет, все совсем не так, — сказал он почти с упреком. — Ты должен знать, что это не так, Эрик. Ты должен знать. Ведь ты знаешь обо мне уже достаточно, я назвал тебе свое имя, ты к этому моменту должен получить сведения обо мне. Ты знаешь, кто я такой. Ты знаешь, откуда я. Так почему же вы думаете такие вещи обо мне?

У меня вдруг, внезапно, возникло странное чувство, что-то здесь не так, все не так. Гейл умерла перед тем как я получил задание, а Кроче говорит со мной искренне и серьезно и с некоторым возмущением о вещах, которые казалось несколько сердили его, если он являлся тем, чей образ мы создали себе о нем. Я вспомнил, что мне не нравилась логика его поведения.

— К чему ты клонишь, Карл? — спросил я.

— Ты не понимаешь? — спросил он. Он явно удивился. — Я — Карл Кроче, так? Я мог бы работать на коммунистов, если бы нуждался в деньгах, это правда. Что для меня политики? Я — профессионал, как и ты. Но даже профессионал должен работать где-то, даже в этом разрушающемся мире в котором мы живем теперь, после ухода Фюррера. Я — Карл Кроче. Я не работаю на евреев.

Я — ребенок, если вам угодно взглянуть под таким углом зрения, или порочное животное если угодно взглянуть под другим углом. Но все его поведение было таким убедительным. Мне не хотелось думать, что из этого последует.

Я резко спросил, — если ты не работаешь на Тоссига, черт возьми, какого дьявола ты повсюду таскаешься за Оливией Мариасси?

Он изумленно уставился на меня, — но я преследую совсем не ученую леди! Зачем это мне нужно? Я преследовал тебя.

— Меня??

— Я ищу тебя с прошлого лета, Эрик. И недавно столкнулся с тобой на Редондо Бич, неделю назад, я преследовал тебя, подыскивая подходящего момента, чтобы разделаться с тобой.

И это действительно так, я не сомневался в этом ни на секунду. Слишком много было признаков, и таких явных признаков, которых я не принимал во внимание или разрешал себе игнорировать их. Я мог бы порицать Вашингтон, я полагаю, но я начал борьбу с моими сомнениями и сдержанностью, но не очень сильную, чтобы разрешить мне упустить теперь оленя.

Я понял теперь, что Кроче преследовал только меня. Я был практически уверен, что именно меня он ожидал в номере Оливии. Но я думал тогда, что я являлся ненужной деталью которой он хотел завладеть, чтобы выполнить свою основную работу. Со мной никогда не случалось ничего подобного, я никогда не являлся объектом чьей-то работы.

Для человека, преследующего Оливию, Кроче никогда не казался убедительным. Для человека преследующего меня, каков бы ни был его мотив, его поведение было логично, хотя и несколько мелодраматично. Мне пришлось столкнуться с тем фактом, что я пришел к неправильному заключению с самого начала — да и не только я, все мы. Гейл умерла, Тони умерла и я могу умереть от руки не того человека, человека, ничего не знающего об Эмиле Тоссиге. И еще много людей могут погибнуть....

— Разве она не сказала тебе? — Спросил Кроче, — та красивая леди в "Кадиллаке"? Я думал она будет жить достаточно долго, чтобы сказать тебе о том отвратительном человеке, от которого она прыгнула в канаву. Я хотел чтобы ты знал, что я преследую тебя, тебя, Эрик.

— Нет, — сказал я медленно. Я вспомнил, что полисмен говорил, что Гейл требовала теня перед смертью. — Нет, она не сказала мне. Не имела возможности. Она уже умерла, когда я прибыл туда.

— А эта девчонка, которая лежит на полу? Она тоже ничего не сказала? Я сказал ей, чтобы она сообщила тебе, что Карл Кроче преследует тебя и ударит, когда будет готов к этому.

— Она сказала что-то похожее, но я был занят другим делом и не обратил внимания на ее слова.

— Недоразумение, — грустно сказал Кроче, — опять недоразумение. Как жаль. А я ведь хотел дать тебе шанс, Эрик. Шанс, который ты дал другому человеку, которого мы оба знаем.

Я нахмурился, — какому человеку?

— Человеку по имени фон Закс. Генерал Генрих фон Закс. Теперь понял? Ну, вспомнил его?

Наконец-то что-то с чем-то начало складываться.

— Я помню фон Закса, — сказал я. — Но я не помню тебя. Тебя не было тогда в Мехико, прошлым летом, когда я взял его.

— Нет. Я находился в Европе по делам для генерала. Я долго был с ним знаком, Эрик, слишком долго. Когда я вернулся, он был мертв, а его великие планы разрушены, тобой разрушены, Эрик. Понимаешь?

— Его великий план — колечко дыма из трубки, — сказал я. — Ему никогда бы не удалось создать фашистскую империю на этом континенте. Я почти предупредил международный скандал, убив его.