Чингиз Абдуллаев - Бремя идолов

Римма решила переменить тему:

— Давай еще раз позвоним Вадиму и будем собираться в Подольск. Останемся живыми, вот тогда и решим, кого нам рожать. Может, мы с тобой тоже переедем в Подольск.

Римма подошла к телефону и набрала номер «Коммерц-журнала», где работал Вадим. Ответила какая-то сотрудница журнала.

— Римма Кривцова, из газеты «Новое время», хочу поговорить с Вадимом, — представилась она.

— Его нет и вряд ли будет в ближайшее время.

— Почему?

— Он в больнице.

— Где? — она сжала трубку с такой силой, что пальцы побелели.

Света испуганно взглянула на нее.

— Он в больнице, — подтвердила женщина, — у него сломаны рука и два ребра.

— Как это случилось? — закричала Римма. — Где, когда?

— Девушка, не мешайте работать. Если вы его знакомая, можете поехать к нему в больницу. Если нет, позвоните завтра, я вам все подробно расскажу.

Сейчас мне очень некогда.

— В какой он больнице?

— У Склифосовского. Тридцать четвертая палата.

— Что с ним случилось? Поймите, мне очень нужно знать. Скажите два слова.

— Мы пока не в курсе. Говорят, что неизвестные хулиганы напали на него, избили и отобрали сумку. Вот и все.

— Отобрали сумку, — растерянно повторила Римма, — а магнитофон у него забрали?

— Какой магнитофон? Больше пока ничего не знаем. Если хотите, можете сами навестить его в больнице.

— Да, конечно. До свидания.

— До свидания, — буркнула сотрудница журнала и положила трубку.

— Что случилось? — спросила Света. — На тебе лица нет!

— Вчера вечером на Вадима напали. Неизвестные избили его и отобрали сумку с вещами, — сквозь слезы сказала Римма. — Думаешь, случайно?

— Нет, — убежденно ответила Света. — Не случайно. Они его ждали. Это я во всем виновата. Он услышал, когда я говорила про Вадима. Это я, дура, во всем виновата…

— Успокойся, — одернула ее Римма. — Тогда я виновата больше всех. Я дала ему магнитофон и подставила под бандитов. Давай поедем к нему. Может, что-нибудь узнаем. Там бандитов наверняка не будет. Они уже сделали свое черное дело.

— Какие бандиты? — с горечью сказала Света. — Это самые настоящие террористы и убийцы.

— Вот мы все и выясним там. Одевайся. В Подольск поедем после. Только давай позвоним Николаю Николаевичу и все расскажем.

— Звони, — согласилась Света.

Римма в который раз подошла к телефону. Набрала номер прямого телефона Главного, но тот не отвечал. Подождала минуту и положила трубку.

— Уже не отвечает, — сообщила она подруге.

— Поехали быстрее, — вскочила та. — Потом дозвонимся. Нужно узнать, что стало с пленкой. Если ее отобрали, тогда нужно срочно уезжать из Москвы. И не в Подольск, а куда-нибудь в Сибирь и спрятаться там лет на двадцать.

— Кончай паниковать, — прервала ее Римма. — Если пленка пропала, все равно пойдем в ФСБ. Я того типа по голосу узнаю. Да и второго я в лицо видела. Ничего страшного. Все им расскажем. Там тоже не дураки работают. Сразу все поймут.

Нужно было вообще не ждать, а сразу идти в ФСБ. Дура я, сама виновата, вчера весь день пленку искала. Нужно было бежать в ФСБ, а я испугалась, думала, что про меня там подумают. Мол, хочет себя выгородить, остаться работать в газете после своей хулиганской выходки. Побоялась, что не поверят. Все хотела пленку предъявить как доказательство. Вот и дождалась. У тебя деньги остались?

— Немного.

— У меня есть. Потом заставим Ник-Ника выплатить нам все деньги как потраченные на редакционное задание. Такую статью дадим, все ахнут. Пусть только попробует Глебов не напечатать. Я у него на столе лягу и не уйду, пока статья не пойдет в набор.

— Позвони ему еще раз, — предложила Света. — Или в приемную позвони.

Узнай, куда уехал Главный.

Римма снова подняла трубку. Набрала номер Виолы. Секунду-вторую она молчала, а потом заорала:

— Ты почему плачешь? Что случилось? Как погиб? Как это погиб? Я час назад с ним говорила по телефону? Как все случилось? Слушай, не плачь, объясни…

Света замерла, понимая, что случилось нечто невероятное. Римма опустила трубку. Лицо у нее было белого цвета. Она закусила губу.

— Что? — спросила Света с ужасом.

— Десять… минут назад… погиб Николай Николаевич, — сказала она заикаясь, дрожащим голосом. — Какой-то самосвал врезался в его машину. Водитель доставлен в больницу в бессознательном состоянии, он еще живой, а Глебов…

Она опустилась на стул и вдруг громко зарыдала.

— Это я… — говорила она, причитая и раскачиваясь, — это я во всем виновата. Это я…

Света хотела что-то сказать, но тяжкий ком застрял у нее в горле. Обе женщины понимали, что произошла трагедия. И произошла отчасти по их вине.

Арсений Николаевич Бозин работал в органах прокуратуры больше двадцати лет. Это был один из тех следователей, кто быстрому натиску, эффектному решению или неожиданной удаче предпочитает спокойную и методичную будничную работу. К сорока пяти годам этот довольно тщедушный человек почти полностью облысел. Очки пока что надевал только когда работал над документами, но, глядя на собеседников, щурил глаза, словно хотел заглянуть в душу, лучше разглядеть сидевшего перед ним человека. Весь его облик напоминал того безотказного российского судейского чиновника, который влюблен в сам процесс работы и не ждет для себя ни особых наград, ни житейских благ.

К сорока пяти годам он уже был следователем по особо важным делам республиканской прокуратуры, получил чин советника юстиции и при этом почти не имел уголовных дел, возвращенных судьями на доследование, настолько четким и завершенным было все, что он отправлял в суд.

Дронго он встретил сильным рукопожатием, попросив своего помощника выйти, чтобы остаться наедине с гостем. Устроились они за небольшим столиком, стоявшим в углу кабинета. Разделяла собеседников лишь лампа под матовым абажуром.

— Наверное, здесь вы и допрашиваете своих «клиентов», — пошутил Дронго.

— Только подозреваемых, — серьезно ответил Бозин, — только тех, против кого я еще не сформулировал конкретного обвинения. В иных случаях мы беседуем в другом месте и в другой обстановке.

— Звучит несколько зловеще, — улыбнулся Дронго, усаживаясь за столик.

— Чай или кофе? — спросил Бозин.

— Спасибо. Я пришел только для беседы.

— Мне тоже весьма интересно пообщаться с вами. Про вас рассказывают столько разных историй, что иногда мне кажется, будто речь идет не о живом человеке, а о мифическом герое. Вы не чувствуете себя легендой?

— Пока — нет. Какая легенда? В последнее время идет прокол за проколом.

Правда, это не всегда зависит от меня.

— Очень надеюсь, что в случае с убийством Звонарева вы будете на высоте, — пробормотал Бозин.