Михаил Любимов - И ад следовал за ним

Я прошелся по району, обнюхивая все и вся вокруг, словно сеттер миссис Лейн, и вскоре разыскал адрес: шестиэтажный дом с балконами, на первом этаже которого поме­щалась фирма «Нияр» и небольшой галантерейный магазин.

Оставив «фиат» за углом, я подошел к подъезду и взглядом обитателя дома на Бейкер–стрит, недавно поруганного надравшимся охламоном, впился в таблички с фами­лиями жильцов, расположенных рядом с кнопками. Никакими Гонзалесами и Рамонами там и не пахло, одни арабские фамилии, хотя среди них и несколько европейских: мистер Д.Смит, мистер П.Гордон и некая Дормье.

Сзади зашуршали шаги, я ткнул пальцем в кнопку «Нияра», дверь заскрипела и поддалась. Вслед за мною, дыша в спину раскаленными пустынями Востока, проскольз­нула растрепанная египтянка в темных очках, а я прошел к застекленной двери «Нияра» и вступил в овеваемый кондиционерами холл.

Навстречу поднялся худой араб в рубашке с короткими рукавами.

— Что угодно, сэр?

— Извините, мне нужно обменять часы… Сказал и чуть не прыснул от хохота: все равно что спрашивать в овощном магазине грелку.

— Часы?! — Только на Востоке пока еще не разучились так по–детски удивляться.

— Разве это не часовая фирма? — Я тоже удивился, аж уши зашевелились.

— Вы, наверное, ошиблись, сэр…

— Видимо, да. Извините.

Араб вежливо качал головой и улыбался.

— Как тут у вас комфортабельно! — Я выглянул в дверь, выходящую в сад — На­стоящий оазис!

— Можете осмотреть его, сэр. Тут есть уникаль­ные растения.

— Спасибо! — для приличия я покрутил слегка взопревшей, но прекрасной голо­вой.— Вам не мешают дети жильцов?

— Садом владеет фирма. Жильцы им не пользуются. Правда, мы разрешаем одной старушке отдыхать здесь в кресле…

— Похвально… все мы должны быть милосердны. В доме много бедных людей? — Я сердобольно хлопал глазами, как добрый дядя, готовый пожертво­вать миллион.

— Тут живут люди среднего достатка. Есть, правда, один банкир… мистер Капак, за ним обычно приходит «Роллс–Ройс»,— я тут же сделал себе зазубрину в памяти.

Большего я из него не выжал, пересек улицу и, усевшись в кафе, заказал гамбургер и стакан оранжада. Подход к подъезду отлично просматривался сквозь выдраенное до блеска витринное стекло, редкие автомобили иногда на миг отсекали подъезд от моего соколиного глаза. Идиот Джеймс Бонд проторчал бы в этой харчевне целый день, обо­жрался бы гамбургерами, лопнул бы от сока и в конце концов насторожил бы своим разбойным видом толстого хозяина бара, который, не раздумывая, позвонил бы в поли­цию. Но умный Алекс был из другой породы, и, перекусив, перегнал «фиат» к обочине напротив подъезда, где и простоял до вечера, радуясь, что неподвижный наблюдатель видит гораздо больше, чем наблюдатель движущийся.

Люди входили и выходили, но, увы, не мелькало среди них шатена с густыми воло­сами, сложения плотного, с крупным, чуть крючковатым носом, с маленькими руками и обгрызенными ногтями — в Каире ли ты, Евгений Ландер по кличке «Конт» (кличку, ясно, дал Чижик после семинара по философии), или это не ты, а незнакомец, выпущенный как подсадка для охотничьего выстрела Алекса?

Вечером я выдал звонок счастливому обладателю швейцарских часов.

— Рад слышать вас, Джон [32] Ему я представился как Джон Грей в память о зеле­ных деньках, когда в возрасте десяти лет сидел я на коленях у девятиклассницы, а она пела: «Денег у Джона хватит, Джон Грей за все заплатит, Джон Грей всегда таков!» , но, к сожалению, человека с такой фамилией в Каире нет. По крайней мере по нашим архивам он не числится.

— А вы не пробовали проверить его по дому?

— К сожалению,— он вздохнул для пущей убедительности,— у нас там нет возмож­ностей… извините!

Поразительный гад, по харе было видно! Если в Европе за взятки хоть что–то дела­ют, то тут, как и в родном Мекленбурге: тащат, тянут, но никто и пальцем не шевельнет, чтобы выполнить обещание! Берите, родные, но делайте дело, черт побери!

Точно такие же чувства я испытывал, когда мы с Риммой решили обменять нашу однокомнатную квартиру на более просторные хоромы. И обменяли с помощью Большой Земли, имевшей благодетеля в важном органе, человека, между прочим, просве­щенного, с нежной любовью к Баху и поэзии Малларме,— в конце концов мы въехали в новое жилище и вручил я благодетелю портативную заморскую систему. И вдруг грянул гром: арестовали благодетеля за злоупотребления и полились из него, как из рога изобилия, фамилии клиентов — так я попал к черноголовой нечесаной следовательше, нещадно смолившей сигарету за сигаретой. Допрашивала она меня жестко, роняла, что подцепила жирного карася, и не брезговала испытанными и безотказными средствами: мигом устроила очную ставку с благодетелем.

— Вы показали, что получили в награду систему «Сони».

— Да, совершенно верно!

— Полная ложь! — Это голос возмущенного Алекса.— Ничего я не давал! — И тут в благодетеле что–то шевельнулось, видимо, не зря читал Малларме, понял, дуралей, что глупо топить своих, кто же вызволит потом из ямы?

— Да, он прав… В прошлый раз я соврал… Трудно сказать, почему… Ничего мне не давали.

— А в этот раз вы не врете? — В выражениях тут не стеснялись.

— Сейчас я говорю правду…

Но дело на этом не закончилось, хватка у следовательши была бульдожьей, но раз­жали вскоре ей челюсти невидимые ангелы–спасители, выпустили Алекса на волю, оста­вили стража закона с носом и с перхотью на плечах незапятнанного мундира.

Если берешь, то делай и не подводи, как благодетель, полицай вонючий, а то бро­сил пловца в открытом море — пришлось названивать в справочное бюро, чтобы полу­чить домашние телефоны мистера Д. Смита, мистера П. Гордона и мадемуазель (или мадам) Дормье, проживающих на Либерти–стрит, а потом совсем поселиться в телефон­ных будках.

Д. Смит, 8.30 утра — нет ответа, 10 часов — нет ответа, 10 вечера — нет ответа. С П. Гордоном дело обстояло чуть лучше: 8.30 — хриплый голос, мычание еще не заклан­ного агнца, 10 ч.— нет ответа (ушел, видимо, на работу), 8.30 вечера — тот же, уже раз­драженный голос.

Затем я оседлал Матильду (так я окрестил мадам Дормье, мурлыкая в момент теле­фонной операции

«Где же ты, Матильда? Где же ты, Матильда? Что ты делаешь, Матильда, без ме­ня?» — между прочим, песенку эту исполнял Челюсть на плохом француз­ском), которая отзывалась на все звонки хорошо поставленным голосом профурсетки, валяющейся целый день на тахте после ночных подвигов.

После этой первой рекогносцировки я нацелил свою неиссякаемую энергию на П.Гордона и на следующий день, в восемь утра, замер в своем «фиате» напротив подъ­езда, надеясь, что оттуда выползет все же крупный, чуть крючковатый нос, либо иная европейская физиономия. Очень хотел я, чтобы оттуда все же выкатился «Конт» — Ландер, все стало бы на свое место; но передо мной проходили лишь арабы. (Почему бы «Конту» не скрываться в арабском одея­нии? Чем черт не шутит? Ведь совершеннейшим арабом выглядел полковник Лоуренс Аравийский среди бедуинов!) Вот и выплыл явный П. Гор­дон, очень похожий на Виталия Васильевича, нашего соседа по этажу, работавшего на Застарелой площади,— через него Римма доставала Сказочные Сосиски производства мясокомбината им. Гибкого Политика (8 час. 20 мин.), красномордый толстяк.