Владимир Огнев - Две операции майора Климова

Две повести — «По следам Оборотня» и «Фиолетовое пятно» — рассказывают о борьбе органов Комитета государственной безопасности с агентурой иностранных разведок и другими государственными преступниками.

Памяти командира

партизанского отряда «Вихрь»,

чекиста, полковника

Владимирова Павла Васильевича посвящаю.

Поезд шел на юго-восток.

Среднего роста коренастый мужчина в темном костюме, остановившись у окна, поднял раму.

Упругая прохладная струя ударила в лицо, растрепала волосы. Пассажир зябко повел плечами, хмыкнул и, поднявшись на цыпочки, выглянул в темноту. Августовская ночь дышала свежестью, ароматами увядающих трав. Темно-синее, почти черное небо с яркими живыми блестками звезд, мерцающих то голубым, то желтым светом, притягивало взгляд. С детства любил он это звездное небо, раскинувшееся над родными степями Зауралья, величественное, зовущее в неведомые дали...

Пассажир отодвинулся от окна, с хрустом потянулся, разминая затекшие мышцы, закурил. Усталость, вызванная нервным и физическим напряжением последних дней, медленно отступала.

Поезд, на минуту остановившийся на каком-то полустанке, снова набирал ход. Озорник-ветер принес из глубины ночи задорный перелив баяна, звонкие девичьи голоса, заливистый лай собачонки, приглушенный расстоянием уверенный рокот мотора. Затем эти звуки утонули в привычном шуме быстро мчавшихся вагонов. Плотно натянул ветер забившуюся было занавеску, бросил в лицо горьковатый запах дыма.

Проводница удивленно взглянула на пожилого, уже с сединой мужчину, с виду приличного и вроде бы трезвого, но, вот на ж тебе, среди ночи напевающего в раскрытое окно. Он оборвал мотив и, дружески подмигнув ковшу Большой Медведицы, не без сожаления опустил стекло. Прошел к шестому купе, отворил дверь. В мягком синем свете, падающем с потолка, купе казалось уютным, мирным, располагающим к отдыху. Но трое находящихся в нем пассажиров — серьезны и настороженны. На руках одного тускло поблескивают наручники.

...Поезд приближался к Долинску.

Все началось в тот июльский день, когда Алексей Петрович Климов, майор органов государственной безопасности, выступал с лекцией в клубе завода имени Калинина. Чекист — и вдруг лектор? Скажи это лет двадцать назад оперативному уполномоченному армейского отдела контрразведки СМЕРШ Алексею Климову — расхохотался бы. СМЕРШ — смерть шпионам! Причем тут лекции, выступления?..

Удивительно быстро возродились в Комитете госбезопасности традиции ВЧК, заложенные еще Феликсом Дзержинским. И (совершенно неожиданно для него самого), из Климова получился хороший лектор. Полюбил он такие встречи, уверовал в пользу их — вот, пожалуй, в чем дело.

В парткоме лекцию назвали длинно и по-казенному: «О происках международного империализма и повышении бдительности советских людей». Так и в объявлении написали. Звучит, конечно, не очень, да не в объявлении суть. Климов — рассказчик отменный. Недаром же, стоит ему «затравить» в дежурке управления об очередной «охоте» иль еще по какому случаю — сразу вокруг плотно сбивается кружок слушателей. И о делах сугубо официальных умеет он говорить живо, увлекательно. Примеров Климову не занимать, практика основательная.

У калининцев майор свой человек, редкую неделю не побывает на заводе. В клубе собрались рабочие двух ведущих цехов. Климов уважал этих людей, верил им, привык опираться на них в трудной работе.

В тот день добрую половину лекции посвятил он делам заводским. Хороший коллектив тоже не застрахован от «инфекции», только просмотри...

Во втором цехе как раз просмотрели: сбился с пути молодой токарь Василий Шубин. Наслушался парень зарубежных радиопередач, разных «голосов» и «свободных европ», стал искать красивую жизнь. Связался с фарцовщиками, начал в бутылку заглядывать (какая ж красота без «кальвадоса»?), спекулировать по мелочам, дружков на то подбивать. Вообразил себя этаким суперменом, которому все позволено, — и чуть не дошел до государственного преступления.

...Инженер Быков — человек всеми уважаемый, солидный. Но вот, поди ж ты, загулял недавно вресторане, да так, что утерял и документы, и пропуск на завод. Мог таким ротозейством воспользоваться враг?

...А охрана завода? Как ее «бдительный» начальник объяснит, почему сварщик Терехин, усатый богатырь, два дня свободно проходил на завод по пропуску жены?

На выходе из клуба к Климову протиснулся невысокий худощавый старик, лекальщик Павел Иванович Маслаков. Знакомы они не первый год. Павел Иванович — старый коммунист, в юности — чоновец [1] ЧОН — части особого назначения, формировавшиеся в 1919—1925 гг. из коммунистов и комсомольцев для участия в борьбе с контрреволюцией. , непременный участник всех мероприятий. Работает он и в комиссии парткома, призванной содействовать сохранению государственной тайны. Тут уж — локоть к локтю с Климовым. Въедливый старик, во всякую-то дырку норовит заглянуть, все-то заметит...

Павел Иванович энергично оттер в сторону окруживших Климова трех подружек-лаборанток, вдруг страшно заинтересовавшихся «проблемой» использования телепатии в разведке и контрразведке. Впрочем, Климов подозревал, что интерес этот подогревался желанием покрасоваться на виду в новеньких сверхмодных мини-юбках.

— Кш, кш, минимальные! — шевеля седыми усами, добродушно прикрикнул Маслаков на девчонок. — Чего с пустяками пристали?

Расхохотавшись, подружки сорвались с места, убежали. Павел Иванович ухватил Климова за пуговицу, притянув к себе, зачастил:

— Послушал я тебя, мил-человек, друг-товарищ, и подумал: надобно рассказать тебе одну историйку. Про человека одного. Человек-то он, конечно, пустой, никчемный, да вишь, история-то странная. Вроде бы что-то нечисто в ней.

В тени, в заводском сквере у фонтана, не спеша закурили.

— Год назад, значит, получил я с чадами-домочадцами своими новую квартиру в нашем поселке. И поселили со мной одного инженера, приезжего. Временно поселили, потому как жить ему негде было. Рачинский фамилия, Владислав Сергеевич. Он, значит, одну комнату занял, а мы, стало быть, две других. Сосед он оказался так себе, не ахти, хотя беспокойства нам не причинял. Мрачный, замкнутый парень, нет в нем радости жизни. И не глупый, но желчный какой-то... И с моими, под одной крышей живя, не сошелся-не сладился, да и вообще друзей-то, как видно, ни на заводе, ни в городе не завел. Правда, с ней, со злодейкой, дружил крепко, но не буянил, не скандалил, держался тихо. Один пил! — старик осуждающе поднял прокуренный палец.