Йоханнес Зиммель - Пятый угол

— Идиот! — закричала пышнотелая Лили. — Зачем ты сюда поднялся?

— А почему бы мне и не подняться? — заорал он в ответ. — Занавески не были опущены.

— Ага! — торжествующе вскричал Бреннер. Затем обыскал мужчину, чтобы удостовериться, не вооружен ли он. Оружия у того не оказалось. Его имя по паспорту Проспер Лонтам. Профессия актер. Возраст 28 лет. Бреннер учинил ему допрос. Молодой мужчина упорно молчал. Лили вдруг начала отчаянно всхлипывать:

— Мсье командир, я хочу рассказать все! Проспер — это моя большая… большая любовь. С ним я обманывала Петерсена уже давно… Вы мне верите?

— Ни единому слову! — ледяным тоном произнес Бреннер и подумал: точно так же жестко реагировал бы и Томас Ливен. Потом он запер Проспера Лонтама в ванной.

Снаружи уже стемнело, наступила половина восьмого. Майор вновь позвонил в «Лютецию», потом на квартиру Ливена. Нет, Томас Ливен еще не появлялся.

Бреннер не рискнул послать на вокзал хотя бы одного из своей гвардии, чтобы встретить Ливена прямо у поезда. Кто знает, не заявится ли сюда СД? Тогда что, прикажете оборонять эту квартиру, как крепость, в одиночку?

Что еще он мог предпринять? Майор Бреннер ломал себе голову. Все начиналось так энергично и многообещающе, а сейчас? Вот он сидит в душной квартире, наполненной несусветными вещами, но доказательств — нуль. Он захватил пленного, это так. Но что это был за человек? И как ему, Бреннеру, докопаться до правды?

И в довершение ко всему эта смущающая его мадам Паж с ее ослепительно красивой горничной и пятеро мужчин, которых с огромным трудом удается удерживать от коллекций предметов, не вполне приличных для рассматривания, и от горничной. Ах, если бы только он остался за своим служебным письменным столом в отеле «Лютеция»! Его сильная сторона — теоретическая штабная работа, а не тактика и стратегия конкретных действий…

Бреннер вздрогнул. Мадам предложила позволить ее горничной приготовить несколько бутербродов для голодных мужчин…

Майор Бреннер колебался. Разрешить? Разве мадам и горничная не враги? С другой стороны: все проголодались, а он хотел оставаться начальником, способным войти в положение. И он позволил горничной пройти на кухню, выделил человека для наблюдения за ней и внушил ему, чтобы тот не позволял себе никаких вольностей.

Вскоре мужчины уплетали еду за обе щеки, запивая ее шампанским, обнаруженным в холодильнике. Бреннер поначалу отверг все. Позднее, правда, он позволил себе кусочек и глоточек…

Наступило девять часов, десять. И по-прежнему о Томасе Ливене ни слуху ни духу. Дамы высказались в том смысле, что они предпочли бы отправиться спать. Бреннер позволил. Он организовал караульную службу. Один возле комнаты горничной, один возле комнаты хозяйки, один возле ванной. Двое у входной двери. Сам он остался в салоне возле телефона.

Он не заснет, думал он. Он ощущал себя скалой в полосе прибоя. Не подкупишь. Не подкопаешься. Не… и заснул.

Когда он проснулся, в салоне было темно. Он почувствовал у себя на теле прикосновения мягких рук…

— Тихо, — зашептала Лили Паж, — все спят… Я сделаю все, что вы захотите, только отпустите Проспера…

— Мадам, — твердо произнес Бреннер, и его ладони обхватили ее руки подобно тискам, — немедленно уберите руки с моего пистолета!

— Ах, — в темноте вздохнула Лили, — нужен мне твой пистолет, глупец…

И в этот момент задребезжал дверной звонок.

Томас Ливен возвратился в Париж в 22.10. В отеле «Лютеция» ему взволнованно сообщили, что майор Бреннер уже несколько часов ожидает его на авеню Моцарта, 28. Майор отправился туда с целой командой.

— Гм, — сказал Томас и подумал: «Что, ради всего святого, делает Бреннер уже несколько часов в убежище спекулянта Петерсена?»

В гостиничном холле он углядел своих старых друзей, ефрейторов-радистов Раддаца и Шлумбергера, познавших все солдатские премудрости и уставших от войны. Он познакомился с ними и оценил в ходе операции «Маки Крозан». Берлинец и венец с сияющими лицами приветствовали его. Они только что сменились.

— Дружи-и-и-и-ще! — обрадовался худой берлинец, любитель французских журналов. — Гляди-ка, Карл, это же наш зондерфюрер!

— Айда с нами, господин зондерфюрер, — предложил слегка пополневший венец. — Мы направляемся на улицу Пигаль подцепить парочку новеньких кисок.

— Послушайте, камрады, — обратился Томас Ливен, — отложите ненадолго свои похвальные намерения и пойдемте со мной. Возможно, вы мне понадобитесь.

И вот эта троица в 23 часа оказалась перед квартирой на авеню Моцарта, 28. Томас позвонил. В ответ послышались несколько голосов. Затем — шумная возня. Затем громкие шаги, и дверь резко распахнулась. В проеме стоял майор Бреннер, багровый, задыхающийся, со спутанными волосами и следами помады на шее. Позади него Томас и его друзья увидели даму, на которой, кроме умопомрачительной ночной рубашки, ничего не было. Майор Бреннер пролепетал:

— Господин Ливен… Слава богу, что вы наконец прибыли…

Томас Ливен галантно поцеловал руку даме в ночной рубашке. Затем майор Бреннер обрисовал общую ситуацию, сообщил о том, что, к сожалению, удалось и чего не удалось обнаружить в этой квартире. Под конец он заговорил о своем пленнике.

— Проспер — мой любовник, — вмешалась Лили Паж, тем временем накинувшая пеньюар. Она взглянула глубоко в глаза Томасу. — А чем Петерсен занимается, ему ничего неизвестно.

— Занимался, — поправил Томас. — Эрих Петерсен застрелен. В Тулузе, одним из его подельников…

Лили надула красивые губки и очаровательно улыбнулась. С неземным выражением счастья она сказала:

— Наконец-то подлого негодяя прихлопнули.

— Не поддавайтесь своему горю, мадам, — попросил Томас.

Маленький майор вообще уже ничего не понимал.

— Но, — начал он, — но я думал…

— Вот это да, — прервал его тут звонкий голос ефрейтора Раддаца, — вот это вещь, скажу я тебе…

— Что это вы позволяете себе перебивать меня, — крикнул майор Бреннер. Он увидел худого ефрейтора, стоявшего перед большой шкатулкой красного дерева, которую он днем было открыл, а потом с отвращением захлопнул.

Ефрейтор Раддац тоже открыл шкатулку, однако не спешил захлопнуть ее с отвращением. Он вытаскивал обеими руками то, что лежало в ящичках, с удовольствием рассматривал и удивлялся. Наконец он опустошил все отделения и повыбрасывал содержимое на пол. При этом он продолжал улыбаться. Внезапно его улыбка исчезла. В изумлении он произнес:

— Я сейчас опупею. Что это, поделывают кредитные обязательства рейха в таком окружении?

После этих слов в салоне воцарилась тишина, гробовая тишина. Пока Томас не сказал тихо:

— Ну вот, что и требовалось доказать, — он склонился перед мадам Лили Паж. — Позвольте, мы начнем обыск по новой?