ИОСИФ ФРЕЙЛИХМАН - Щупальца спрута

Когда Стержнев и Завьялов — а это были они — проникли в парикмахерскую, держа пистолеты в руках, «Джентльмен» при содействии своего помощника шарил в карманах косоглазого, лежавшего на полу с посиневшим лицом и остекленевшими, устремленными в потолок глазами…

— Руки! — повелительно крикнул Стержнев, направив дуло пистолета на «Джентльмена». Тот вздрогнул, точно от удара, поднял руки, а за ним — и сообщник. У обоих руки были в резиновых перчатках. Завьялов обезоружил бандитов и склонился над Лукьяном Андреевичем, но тут же выпрямился: косоглазый был мертв Содержимое его карманов было выложено на круглый стол, откуда бандиты сбросили на пол газеты и журналы. Выручка за день уже успела перекочевать в карманы грабителей.

Завьялов взял исписанный листок бумаги, лежавший на столе, быстро пробежал его глазами. В этот момент он услышал, как у подъезда остановилась машина.

В сопровождении Стержнева, худое лицо которого выражало такую решимость, что даже «Джентльмен» безоговорочно подчинился, бандиты были водворены в милицейский автомобиль, а тело Запыхало оставалось лежать на месте до приезда судмедэксперта и следственных работников.

Когда Стержнев садился в машину, Завьялов молча протянул ему исписанный листок. Стержнев пробежал листок глазами и вернул Завьялову.

— Вы понимаете сами, товарищ капитан, — тихо заговорил Завьялов, — мое место сейчас в Лубково.

— Конечно, — согласился Стержнев, — но ехать вам туда одному нельзя. Я думаю…

— Нет, товарищ Стержнев, мне никого не нужно. В Лубково Соловьев со своими людьми. До скорой встречи, — Завьялов кинулся к проезжавшему мимо свободному такси, рванул дверцу и чуть ли не на ходу вскочил в машину…

А Алеша, продолжая брать «на мушку» пешеходов, работал настолько усердно, точно решил сегодня сфотографировать всех, кто заполнял улицу…

**

* Медицинская сестра прибрала помещение амбулатории, собрала свои вещи в сумочку и, попрощавшись с Варшавским, задумчиво сидевшим в плетеном кресле — качалке, ушла. Дверь оставалась открытой: Семен Яковлевич любил свежий вечерний воздух. Около него стояла и машинально покачивая кресло, думала о чем — то своем Римма. Девушка старалась припомнить, когда в последний раз видела Завьялова. Никогда в жизни не чувствовала она себя такой одинокой, как в последнее время. Брата угнетают какие — то мысли, это очевидно. Не зная истинных причин тревоги брата, Римма не могла понять его настоятельного требования переехать в общежитие института и не появляться дома. Ее непослушание раздражало Семена Яковлевича, и Римма согласилась. Завтра он отвезет ее в общежитие. Как нарочно и Завьялова долго не было. При мысли о нем Римма невольно покраснела, а на душе у нее стало теплее. Чтобы не выдать себя, девушка обняла курчавую голову брата, прикоснулась губами к волосам и убежала в свою комнату.

Варшавский остался один. Он сильно изменился в последнее время. Под глазами легли темные круги, тревога за сестру не давала покоя. Не будучи уверенным, что покушение на него не будет осуществлено, тем не менее совершенно не беспокоился о себе. Его страшило, что жертвой могла стать Римма…

…Он увидел их только, когда первый уже переступил порог и помогал второму, едва передвигавшему ноги.

— Помогите, доктор, — охрипшим голосом заговорил хромой, — Сгружал муку и вот… подвернул ногу. Ходить не могу… Спасибо, товарищ помог до вас добраться.

Уже лежа на койке, пострадавший оглянулся на дверь, в которую входил третий человек с рукой на перевязи. Новый посетитель, увидев свое отражение в зеркале, здоровой рукой поправил съехавший на бок галстук и посмотрел на лежавшего. Потом перевел взгляд на человека, стоявшего у самой двери.

— Доктор, я потерплю, обслужите сначала товарища, — тихо попросил лежащий на койке склонившегося над ним врача. Видя недоуменный взгляд доктора, пояснил: — Не могу при посторонних лечиться… — Только сейчас Варшавский внимательно вгляделся в лицо молодого человека, вошедшего последним. Что — то настораживающее было в остром взгляде, во всей его фигуре.

— Нет, зачем же, — вдруг заговорил молодой человек, — вы раньше пришли — вам и помощь первому надо оказать. К тому же у вас, видно, острая боль, а я только на перевязку, — он снова взглянул на стоявшего у двери, присел на край подоконника и пристально посмотрел на Варшавского. При этом его левая бровь поднялась вверх, образовав гармошку морщин на лбу. Врач сразу узнал в нем человека, который приходил к нему вместе с Завьяловым. Как бы догадавшись о чем — то, Варшавский решительно закатал штанину пострадавшего выше колена. В ту же минуту от удара ногой в живот врач отлетел назад и, потеряв равновесие, свалился на пол, увлекая за собой скатерть с расставленными на ней инструментами. Он не успел подняться, как лежавший на койке вскочил и с финкой в руке бросился на него. Стоявший у входа быстро захлопнул дверь и защелкнул задвижку. Почти одновременно и Соловьев, точно отпущенная пружина, подался вперед.

— Руки вверх! Стрелять буду!.. — он стоял с пистолетом в руке. В этот момент через высаженное окно в комнату вскочило несколько человек. Соловьев сердито, даже грубо схватил за руку выбежавшую из своей комнаты Римму.

— Ни с места! Отойдите в угол, ну! — повелительно крикнул он. Римма, не слушая его, бросилась к лежавшему на полу брату. В левом плече Варшавского торчала финка. Из раны струйкой стекала кровь…

— Товарищ Соловьев! — раздался за дверью голос. Это дозорный звал капитана. Соловьев открыл дверь. На пороге стоял Завьялов. Он спрятал пистолет в карман и подошел к рыдающей Римме. Девушка сидела на полу и вытирала марлей кровь, стекавшую с плеча брата. Завьялов осторожно взял ее за плечи и легко поднял с пола. Римма еще сильней зарыдала и припала лицом к его груди. Успокоительно поглаживая ее волосы, Завьялов глазами указал Соловьеву на лежавшего врача.

— Там машина. Быстро! — проговорил он.

Соловьев кивнул двум товарищам, те осторожно подняли Варшавского и вывели за дверь. Римма бросилась вслед за ними.

— Ну что ж, «Тюлень», — спросил Соловьев, — будем вести себя тихо? — И скомандовал:

— Обыскать обоих!

В это время к медпункту подкатила закрытая машина уголовного розыска, и из нее выскочил капитан Стержнев…

Обеденный перерыв на заводе начинался для рабочих с двенадцати часов, а для работников заводоуправления — спустя час. Большинство питалось в заводской столовой. Но многие обедали дома — в основном те, что жили в новом поселке. Уезжали на обед домой и располагавшие собственным транспортом.

В это время капитан Смирнов и его люди были начеку. И сейчас, стоя чуть поодаль от проходной, Смирнов внимательно вглядывался в возвращавшихся с обеда рабочих; особенно пристально присматривался он к въезжавшим на территорию завода машинам.