Дональд Гамильтон - Ликвидаторы

Еще какое-то время я продолжал задумчиво разглядывать её, размышляя о том, что могло лечь в основании выстроенной ею теории; все-таки казалось, по меньшей мере, странным, что её выбор дважды пал на мужчин с темным прошлым. Ну да ладно, это уже её трудности, пусть сама разбирается. Я зевнул, отложил карту и принялся за еду, с некоторым опозданием осознавая, что пить мне все-таки не следовало бы. Выпивка лишь напомнила мне о долгих часах, проведенных без сна. Когда же Бет заговорила снова, то её голос, казалось, доносился откуда-то издалека.

— Что ты сказала? — переспросил я.

— А что ты сделал с той сексуально озабоченной девицей? Ведь это её машина стоит во дворе, не так ли?

Уж лучше бы она меня об этом не спрашивала. Я вдруг вспомнил последнюю сцену, произошедшую между нами, перед тем, как я уехал. «Я спросила тебя, на чьей ты стороне, — прошептала Мойра, — и ты поцеловал меня. Я спросила тебя, зачем мы сюда едем, и ты сказал, что это для того, чтобы я была в безопасности. Обезопасил, называется!» Я помню, с каким презрением она глядела на меня.

— Я обменял её на охраную грамоту для наших детей. Так что, когда завтра утром юный Питер прибудет сюда, чтобы отметиться, скажи ему, что они могут вернуться домой.

Бет нахмурилась.

— Что-то я не поняла…

— Как видишь, я совсем не гордый и не брезгую воспользоваться чужой хорошей идеей, — продолжал я. — План Герцога был хорош всем, кроме бездарного исполнения. Так что после твоего отъезда я просто довел начатое дело до логического завершения.

— Ты хочешь сказать…

— Ага, — сказал я, — она находится в надежном месте. Фредеркс был поставлен в известность, что если что-нибудь случится с моими детьми, то его дочь постигнет та же участь. Полагаю, мне удалось убедить его в том, что я не шучу. — Я тяжело вздохнул. — Итак, все детки сидят по домам. Мы вывели их из игры. А сейчас начнутся игры для взрослых.

Бет все ещё продолжала сосредоточенно хмурится, но затем её лицо просветлело.

— Ясно. Что ж, полагаю, она не слишко гордится своим родителем, и к тому же, похоже, она без ума от тебя; наверное, она была даже рада помочь…

— Я ни о чем её не просил, — сказал я.

Бет снова наморщила лоб.

— Но тогда, как тебе удалось…

— Я выкручивал ей руку, пока она не закричала от боли. Кстати, получилось очень убедительно. Так что Фредерикс наверняка поверил.

Бет глядела на меня широко распахнутыми глазами. Она была в ужасе.

— Как ты мог! Ведь девчонка явно влюбилась в тебя! Она бы и так сделала все…

— Любовь-морковь, — раздраженно проворчал я, начиная терять терпение и чувствуя себя иностранцем, говорящем на языке, которого никто вокруг не понимает. — К твоему сведению, эта, выражаясь твоим языком, сексуальная девица, придерживается довольно необычных, почти библейских взглядов на семью. Ну, там, чти отца и мать твоих и так далее, и тому подобное. Ее отец оказался главарем банды, а мать — безнадежной алкоголичкой, но в её представлении это не имеет никакого значения, так же как и то, что она сама не питает нежных чувств к своему отцу. Однако от этого он не перестает быть её отцом, и этим все сказано. Итак, что я, по-твоему должен был сделать? Нежно поцеловать её и попросить спасти человечество, сдав своего порочного родителя в руки доблестных сил правды и добродетели, полномочным представителем которых я в данный момент являюсь? После чего её отец отправился бы за решетку или, вообще, прямиком на тот свет, а она всю оставшуюся жизни корила бы себя за то, что тоже приложила к этому руку; что позволила уговорить себя на предательство собственного отца? Нет уж. Пусть у неё пару дней поболит рука, чем она потом будет сходить с ума от угрызений совести. К тому же теперь она меня ненавидит, что, полагаю, тоже не так уж и плохо. По крайней мере, для нее.

Бет по-прежнему с таким страхом глядела на меня, как если бы у меня вдруг выросли когти и клыки. Выходило, что чужие душевные страдания это, вроде как, и ерунда, но вот выкручивание рук представлялось высшей формой проявления жестокости. Затем, очевидно, её посетила какая-то другая мысль, и выражение её лица изменилось.

— Но если девица у тебя — если ты и в самом деле взял её в заложницы то тогда все в порядке, да? То есть, Ларри теперь Ларри совсем не обязательно… доводить это дело до конца. Мы можем обменять ее…

— На что? — спросил я. — Неужели ты считаешь, что Фредерикс немедленно побежит в полицию и признается во всех преступлениях лишь потому, что я где-то прячу его дочь? Не будь наивной. Все, чего я смог добиться, так это гарантировать нашим детям временную безопасность, и не думай, что Фредерикс будет все это время сидеть сложа ручки и не постарается придумать какую-нибудь ответную пакость. Так что удержание Мойры Фредерикс ничего не решает. Это лишь дает нам немного времени, в течение которого мы можем действовать более свободно, чем если бы нам приходилось бы волноваться о том, что может случиться с Бетси и мальчишками…

— А как же Питер? — поспешно спросила она.

Я пожал плечами.

— А что Питер? Он уже большой мальчик, имеет право избирать и быть избранным, и к тому же он не мой сын.

Она снова ошеломленно уставилась на меня.

— Значит, ты не…

Я тяжко вздохнул.

— Это была обыкновенная сделка, Бет. А для этого нужно было рассуждать простыми категориями, доступными для понимания человеком типа Фредерикса. Все должно было выглядеть правдоподобно: око за око, мое против твоего. Если бы я стал пытаться закрыть своей грудью весь белый свет, то он сразу же понял, что я блефую. У Питера есть собственный отец; я за него не в ответе, и Фредерикс прекрасно об этом знает. Так что пускай о Питере побеспокоится сам Герцог. Ладно?

— Нет, ничего не ладно…, - гневно возразила она.

— Ну, в общем, дело сделано, — перебил её я. — И это лучше, чем ничего, правда? А теперь как насчет того, что ты узнала, подслушивая разговор мужа по телефону?

Она все ещё сердито смотрела на меня.

— Я не подслушивала…

— Ладно, ты не подслушивала, ты просто стояла и слушала. Ну так все же, что ты услышала?

— Мэт, как тебе не стыдно!

Я снова вздохнул.

— Извини. Просто я столько времени провел без сна, что, наверное, веду себя не слишком благоразумно. Итак, я извинился, а теперь, может быть, все-таки расскажешь, что к чему?

Она собралась снова дать мне гневную отповедь, но потом, очевидно, передумала, и просто сказала:

— В хижине старого Бакмана.

— При чем тут хижина какого-то Бакмана?

— Там они должны будут встретиться. После того, как Ларри вернется.

— Ясно. И где находится эта хижина?

— В семнадцати милях дальше по той дороге, по которой ты проезжал. Там от одной из развилок ведет узкая дорога, сворачивающая в каньон, это каньон Бакмана. Она протянулась на многие мили и потом выходит прямо к шоссе посреди пустыни…