Иоганнес Зиммель - Ушли клоуны, пришли слезы…

— Вот это мне нравится, — сказала Петра. — Целыми днями никто из вас ко мне не заглянет. Я хочу сказать, в последнее время. И вдруг ты являешься посреди ночи, будишь меня. Нет, я правда рада всем, кто ко мне приходит. Но ты, по-моему, рехнулся. — Она принялась складывать эскизы в стопочку. — Моя новая летняя коллекция. Нет, вы только подумайте! Я тут сижу, голову себе ломаю, разработала все варианты: и морской, и домашний, и деловой, и ностальгический. А вот смотри, идеальный летний костюм: блузка-жилетка и юбка — расклешенная, но на пуговицах…

— Петра!

— Что, Эли? Нравится тебе?

— Высший класс, — сказал он, не поднимая головы. — Колоссально. Но прошу тебя, ради всего святого, ложись в постель, будь умницей и помолчи.

Терминал гудел и гудел.

— Я уже все слезы выплакала, — сказала Мила примерно в час ночи. — Плачь не плачь, не поможет. Остается только молиться. Ну как он, Всевышний, допускает такое, ума не приложу! Прости, Господи, меня грешную! Ох, сударь, где же наша бедная крошечка? Никакие они не люди, изверги эти. Звери они дикие. Что это за жизнь такая? Нет, никакая это не жизнь, лучше б мне умереть, глаза б мои этого не видели. Поставить кофе?

— Вам лучше прилечь сейчас, Мила, — сказала Норма.

— А по чашечке кофе?

— После таблеток нельзя, — предупредил Барски.

— Тогда чай, — сказала Мила.

Когда она принесла на подносе чашки и сахарницу (Норма с Барски сидели в кабинете), зазвонил телефон. Барски схватил трубку — и тут же включился магнитофон.

— Ага, теперь трубку сразу снимаете, — услышал он искаженный мужской голос. — Уже лучше. Вы хотели услышать голос вашей дочери… — Через несколько секунд в трубке прозвучал сдавленный и дрожащий голосок Ели:

— Ян, Ян, они подарили мне книгу сказок! И сказали, что если ты сделаешь, что они от тебя хотят, угостят меня мороженым. Клубничным и шоколадным. Сколько я захочу.

И тишина.

— Вы хотели убедиться, жива ли она? Убедились? — проговорил незримый собеседник. — Она получит мороженого сколько пожелает, если вы не заупрямитесь. А если заупрямитесь — сами понимаете, что будет… — и связь прервалась.

— Это моя крошечка? — воскликнула Мила. — Вы, сударь, с моей крошечкой говорили?

— Да, она.

— Значит, живая! Дай Бог здоровья моей крошечке! И прости меня, дуру старую, за мои слова. Прости…

— Да замолчите вы наконец! — выкрикнул Барски.

Мила уставилась на него, вся дрожа от страха. Таким она его никогда не видела. Зазвонил телефон. Мила перекрестилась.

— Алло! — Барски прижал трубку к уху. — Вы засекли?.. Да, да, я подожду.

— Они знают теперь, откуда звонили? — спросила Норма недоверчиво.

— Да.

— Всевышний услышал мои молитвы! — воскликнула Мила.

— Откуда он говорил?

— Из телефонной будки на станции метро «Любекерштрассе». Со всех сторон туда слетаются патрульные машины. Мне велено ждать.

Ждать пришлось всего пять минут. После чего Барски снова услышал знакомый голос полицейского:

— Увы!.. Пусто.

— Но ведь вы сказали… станция метро «Любекерштрассе»?

— Да, сказал. Но когда мы подъехали, в будке никого не было. Трубка лежала на подставке, а рядом с ней стоял маленький мощный передатчик. По нему этот тип с вами и говорил. Телефонную будку он использовал как станцию-реле. Таких хитрецов я еще не встречал!

— И то правда, — сказал Барски.

Когда несколько минут спустя телефон зазвонил вновь, искаженный голос принялся его отчитывать:

— Сондерсен обещал мне, что розыску дали отбой. А сейчас к будке съехались шесть патрульных машин.

— Я за это не отвечаю!

— Передайте Сондерсену, что если мы убьем вашу дочь — вся ответственность будет на нем. Понятно?

— Да.

— А теперь слушайте меня внимательно! Пора передать материал нам. И как можно скорее. Позвоните Сондерсену и сразу же отправляйтесь в институт. Скажите вахтеру, что в семь часов утра к вам придет один молодой человек по имени Ханс Хегер. Повторите!

— Ханс Хегер.

— Он приедет на «мерседесе-500». Пропуск у него есть. Он его предъявит.

— Я никому никакого пропуска не давал.

— Я вас умоляю! У Хегера будет пропуск. Вахтер свяжется с вами. И вы скажете, чтобы Хегера пропустили. Мы будем за ним постоянно наблюдать. Если он, вахтер, хоть раз бросит на нашего человека косой взгляд, вашей девочке конец, понятно?

— Да!

— Институт в такое время еще закрыт. Я про вашу клинику… Когда вахтер позвонит, скажете ему, чтобы открыл Хансу Хегеру входную дверь. Он возьмет у вас плату с материалом о вирусе и вакцине. Со всем материалом, поняли?

— Да!

— Конечно, когда вы извлечете ее из компьютера, она станет непригодной. Поэтому в девять утра вы поедете в филиал Дрезденского банка и возьмете из сейфа копии. Обе, которые вы там храните! Хегер поедет с вами, ему и передадите. Если Сондерсену вздумается вмешаться, мы убьем вашу дочь через три минуты. И это понятно?

— Да.

— В случае любых непредвиденных обстоятельств мы вашу дочь убьем.

— Господи ты Боже мой, я же на все согласен!

— Не кричите! Как только мы получим копии из банка, мы вашу девочку отпустим. Сондерсен отозвал всех своих людей. Это мы знаем. Ваша машина стоит у подъезда. Садитесь и поезжайте!

И снова в трубке короткие гудки. Барски позвонил Сондерсену в полицейское управление.

— Вы все слышали?

— Да.

— Если вы хоть что-то предпримете, на вашей совести будет смерть моего ребенка.

— Я не намерен ничего предпринимать.

Барски встал.

— Мне нужно в клинику, — сказал он Норме.

— Я с тобой.

— Исключено. Ты должна остаться здесь. Соображаешь, почему?

— Да, — сказала Норма.

Три минуты спустя она увидела через окно, как его «вольво», стоявший перед синим «гольфом», отъехал от дома. Улица в этот час была темной и безлюдной.

Аппараты в комнате Петры гудели. Эли Каплан сидел перед терминалом и время от времени нажимал на клавиши. Поглядывая на наручные часы, менял дискеты и опять нажимал на клавиши.

— Скажешь ты мне или нет, зачем ты сюда заявился? — крикнула Петра, лежавшая в постели. — Не молчи же, Эли!

Он не ответил. Компьютер тихонько гудел.

— Знаешь, как мне хочется с тобой поговорить. Если ты не обратишь на меня внимания, я закричу, да еще как!

— Миленькая моя, успокойся, помолчи!

— Ну как знаешь.

Телефонный звонок.

Норма сняла трубку.

— Да?

— Здравствуйте, фрау Десмонд, — сказал человек с железными нотками в голосе. — Я только хотел убедиться, уехал ли он один.

— Он уехал один. — И Норма почувствовала, как сердце ее бешено заколотилось. — Слушайте… слушайте… обменяйте нас!

— Что?

— Обменяйте меня на Елю! Скажите, что я должна сделать? Сондерсен нас слышит. За мной никакой слежки не будет, потому что иначе вы убьете ребенка. Я поеду, куда вы скажете. Возьмите меня и отпустите ребенка. Я вас умоляю!