Иоганнес Зиммель - Ушли клоуны, пришли слезы…

— И где эти кассеты хранятся?

— Есть специальное хранилище в подвальном помещении. Скоро там уже места не будет. Между прочим, Норма, есть полным-полно людей, которые твердят, будто прекрасно знают, зачем родились на белый свет и кто они такие.

— Не верю. А если и впрямь знают, какой им в этом прок?

— Не скажи, — протянул Кандер. — Если бы я, например, знал, я бы…

Резко зазвонил телефон. Он снял трубку, назвал себя.

— Да, Биргит? — И несколько секунд слушал. — Что значит «нет»? Должен быть! Проверьте еще раз! Значит, проверьте в четвертый… Извини, я нервничаю… Не могла же эта штуковина исчезнуть…

Норма откинулась на спинку диванчика.

— Что значит: «пропала»? У нас никогда ничего не пропадало! Позвони в «Хронику». Может, вы оставили кассету у них… Уже звонила… В «Хронике» нет… Черт бы его побрал! Нет, что за дела… Подожди, я сейчас спущусь…

Он положил трубку и встал.

— Немыслимо! Якобы пропала кассета с записью вчерашней вечерней передачи… Я… — Быстро подошел к Норме. — Боже мой, что ты?.. Что с тобой?.. — Он непонимающе смотрел на нее. — Ты вся в слезах. Даже ворот платья мокрый… Норма! Норма, умоляю тебя!

Она вытерла лицо платком. Тихо проговорила:

— Я правда ничего не заметила. Йенс. Я… нет, я сейчас не о Пьере думала…

— А о чем же?

— Об этом выпуске «Мир в кадре»… о том, что на свете ничто не повторяется, как ты сказал… и что ни у кого нет шанса изменить, поправить что-либо… Ладно, все, я уже в порядке. Иди, не волнуйся за меня.

— Оставить тебя одну? Сейчас?

— Да, конечно. Знаешь, эта жара… А я с утра за рулем…

— Приляг! Хочешь выпить? Водки? Виски? Коньяка? Воды со льдом?

— Нет, ничего не надо. — Она легла с ногами на диванчик. — Да иди же, Йенс.

Когда Кандер ушел, она закрыла глаза. И некоторое время спустя начала беззвучно взывать к Богу. Тебя нет, шевелились ее губы. Но если Ты действительно существуешь — ведь Пьер верил в Тебя даже в Бейруте, — если Ты действительно существуешь, сделай так, чтобы мой мальчик был избавлен от страха и мучений, молю Тебя! Чтобы он парил в неземном умиротворении. Чтобы он испытал это. Пожалуйста, сделай так, если Ты существуешь. Если Тебя нет, все мои надежды, конечно, тщетны. Но, если… Всем сердцем своим, всеми своими добрыми помыслами я с тобой, мой мальчик. С тобой и с твоим отцом. Оставайтесь, пожалуйста, со мной и помогите мне жить достойно… Ах, дьявольщина, подумала она, ведь что-то очень похожее говорил мне Пьер той самой ночью в отеле «Коммодор» в Западном Бейруте, а я сказала: «Ты сам в это не веришь. Признайся, а?», и он ответил: «О’кей, я тоже не верю. Но Боже мой, как бы мне хотелось в это верить, mon petit chou». Тогда было ужасно жарко и душно в Бейруте, на улице трещали пулеметы, снова прилетел бомбардировщик и дал ракетный залп, и весь наш отель содрогнулся. Все было так, как бывало в Бейруте каждой ночью, и я никогда не смогу забыть ни тебя, Пьер, ни тебя, мой маленький Пьер… От этого с ума сойти можно, я сейчас разревусь! Нельзя, ни в коем случае…

Она села, открыла свою репортерскую сумку, достала зеркальце. Почему вы смогли умереть, а я должна жить, думала она. Это несправедливо. Конечно, Бога нет… Она привела лицо в порядок, а потом долго сидела, стараясь ни о чем не думать.

Наконец вернулся Йенс Кандер и взволнованно сообщил, что видеозапись вчерашнего выпуска «Мир в кадре» с репортажем о похоронах и впрямь исчезла, в редакции переполох.

— Эту штуковину украли, — сказал Кандер. — Если ты знаком с устройством архива и у тебя есть ключи от него — нет ничего проще. Значит, это кто-то из наших. Ты о чем думаешь?

— О второй программе, — ответила Норма. — Они наверняка повторили репортаж в выпуске «Двадцать четыре часа» — ведь это практически повтор «Мира в кадре».

— Повторили, а как же. Да, и вот еще что: федеральное криминальное ведомство дало разрешение на съемки на кладбище всего двум студиям — обе немецкие.

— Знаю, — кивнула Норма. — У тебя друзья в Штарнберге найдутся?

— Спрашиваешь! Полно. Мы часто работаем вместе, и всегда друг другу помогаем. Моего хорошего приятеля зовут Роттер. Он там у них главный.

— Прошу тебя, позвони и спроси, на месте ли его репортаж о похоронах или тоже исчез. Нет! Узнай только, можно ли получить кассету.

— О’кей! О’кей! — Йенс Кандер сел за стол и попросил секретаршу соединить его с Куртом Роттером из главной редакции теленовостей второй программы в Штарнберге.

Связь дали сразу и поговорили быстро. Прикрыв трубку ладонью, он повернулся к Норме:

— Видеозапись у них, сама понимаешь, осталась. Он запросил архив… — Через несколько секунд он снова говорил с Роттером. — Что?.. Запись на месте? Ну, конечно… Нет, нет, у нас тоже найдется, просто кто-то куда-то сунул…

— Спроси, может ли он переписать ее, — прошептала Норма.

— Понимаешь, мы хотим кое-что перепроверить, Курт. Смог бы ты переписать эту пленку?.. Отлично!.. Да, прямо сразу, если не трудно… Да, звони!.. Спасибо, Курт, с меня причитается… Привет! — Он повесил трубку. — Со Штарнбергом проблем не бывает. Погоди-ка! — И снова взялся за телефон. Потом сказал: — Это займет еще минут пятнадцать. А потом прокрутим кассету у меня. Ее принесут.

— Прекрасно, Йенс.

Норма принялась листать лежавшие на столике ежедневные газеты. Почти все они дали фотоинформацию с похорон. Норма разглядывала снимки родственников убитых, сотрудников и знаменитых зарубежных коллег Гельхорна, съехавшихся отовсюду. Вот подпись под групповым снимком: Михаил Соболев, профессор генной химии Московского университета имени Ломоносова; Альберт Робертсон, президент американского концерна «Америген»; Том Стаффорд, профессор института генной технологии Кембриджского университета; профессор Робер Кайоль, президент директорского совета компании «Евроген», Париж. Норме все время попадались снимки этих людей, друзей покойного и его ближайших сотрудников. На некоторых видны и лица служителей похоронной конторы. Но ни на одном не было человека со смертельно бледным лицом.

В дверь постучали. Девушка в джинсах принесла видеокассету.

— Приветик, Йенс. Это тебе. Нам только что передали из Штарнберга.

— Спасибо, Моника — И когда та вышла, поднялся. — Что ж, посмотрим. — Кандер вложил кассету в видеомагнитофон, стоявший рядом с телевизором. Задернул занавески и зажег маленькую настольную лампу. Включил «видик» и телевизор.

На черном фоне со свистом пролетели цифры 5, 4, 3, 2 и 1, после чего сразу начался репортаж о похоронах в том виде, как его передавали по второй программе. Норма записывала кадр за кадром. Репортаж и по тональности, и по содержанию почти буквально повторял выпуск первой программы. Правда, из-за того, что оператор стоял в другом месте, планы отличались — но это вполне понятно и объяснимо. Снова скорбящие родственники, коллеги Гельхорна, его сотрудники, полицейские машины, солдаты, вертолеты пограничной охраны и, наконец, вынос гробов.