Иоганнес Зиммель - Ушли клоуны, пришли слезы…

— Хорошо, что вы здесь, господин Вестен уже приехал. Прошу вас…

Он прошел в смежную комнату, обставленную со спартанской строгостью. Несколько огромных шкафов с папками и картотекой. Письменный стол. В углу у окна — круглый столик, четыре стула, узкий диван. Чтобы не слепило солнце, жалюзи опущены.

— Норма, дорогая! — Вестен встал и обнял ее.

На нем был легкий костюм стального цвета, нежно-голубая рубашка и темно-синий галстук. Он был свеж и подтянут, как всегда. Все сели. Первым делом Сондерсен и Вестен поинтересовались состоянием здоровья Хольстена. На письменном столе лежала утренняя газета. Заголовок гласил:

«Спор в бундестаге об атомной электростанции Каттенон».

— Что опять случилось? — спросила Норма.

— Вчера бундестаг и бундесрат обсуждали проблемы, связанные с пуском французской атомной электростанции. Жаркие были дебаты, — сказал Вестен.

— И что выяснилось? — спросила Норма.

— Что после переговоров между двумя государствами безопасность атомной электростанции гарантируется. Только и всего.

— Великолепно! — сказала Норма. — Сколько всяких проблем. Из заводских труб постоянно поднимается дым, который разносится по всей стране, и в воздухе появляются радиоактивные элементы. Но на это мы закрываем глаза. А какую опасность для мира представляет собой СПИД? А сколько отравленных продуктов? Сама земля отравлена. Сколько в ней цезия! Дизельные грузовики тоже могут стать возбудителями рака, зато налоги на них резко снижены. А вонючие свалки, а захоронения отходов АЭС! А дыры в озоновом слое! А загрязнение Северного моря! А омертвевшие реки? Господи! Где написано, что в воде могут или должны жить рыбы? Так что нечего устраивать трагедии из-за поисков нового оружия для Soft War. Мы сами по себе подохнем!

Она взялась за сумку, но Сондерсен предупредил:

— Никаких диктофонов!

— Еще до знакомства с вами, доктор Барски, я проконсультировался в Бонне со сведущими людьми, — сказал Вестен. — И тогда все настоятельно советовали фрау Десмонд держаться подальше от истории с цирком «Мондо». Помнишь, дорогая?

Норма кивнула.

— Теперь мы знаем куда больше, чем раньше. Господину Сондерсену тоже удалось кое-что выяснить в Висбадене. В конце концов мы четверо должны четко представлять себе план дальнейших действий — особенно после встречи с Ларсом Беллманом и его откровений. Кто начнет, господин Сондерсен, вы или я?

— Вы, — сказал сотрудник ФКВ.

Алвин Вестен положил ногу на ногу.

— Итак, в предместье Бонна я встретился с моим другом. Я подумал, что лучше всего будет сразу рассказать ему о нашей беседе в Берлине. Мой друг помолчал немного, а потом шепотом сказал: «Ну зачем я буду врать тебе, Алвин…»

— Ну зачем я буду врать тебе, Алвин, — сказал его друг. — Враньем делу не поможешь. Твой Беллман прав. Нам самое время выбираться из атомной спирали.

— Нам?

— В том числе и нам тоже! Всем! Мы в НАТО, в западноевропейском военном союзе. Но и страны Варшавского Договора находятся в таком же положении. Самые способные и поэтому наиболее ответственные генералы и военные эксперты обоих лагерей пришли к выводу, что необходимо отказаться от постоянной гонки атомных вооружений, то есть выкарабкаться из атомной спирали. Тем самым они как бы признали, что необходимо искать новые системы оружия. У нас пока достаточно людей, которые молятся на атомную бомбу, на атомное оружие и межконтинентальные ракеты.

Вестен понимающе наклонил голову.

— Мне вспомнилось так называемое «нулевое решение». Если я в чем ошибусь, поправь меня. НАТО предложило «нулевое решение» довольно давно. В чем его смысл? Запад отказывается от ракет средней дальности, которые размещены в разных странах, — в том случае, если Советы тоже пойдут на это. Стратеги НАТО придумали это, втайне надеясь, что Советы никогда на это не согласятся. А теперь, они, похоже, согласны. И сразу же не кто иной, как немецкие политики подняли дикий вой, взывая к американцам: ни в коем случае не убирайте ракеты средней дальности! Только вы их уберете, как Советы сразу на нас и обрушатся, потому что у них есть тактические ракеты и межконтинентальные, которыми они нас и достанут.

— Верно, — сказал его друг. — На что американцы ответили: «Не волнуйтесь, дорогие немцы! Если будет невозможно убрать наземные ракеты, мы смонтируем их на самолетах и подводных лодках. Причем в большем количестве, чем вы имели на своей территории». — Он криво улыбнулся.

— Ты мне напоминаешь Беллмана.

— Чем же?

— Он тоже гримасничает.

— Понимаешь, дружище, от логики этих субъектов просто рехнуться можно! Они считают гонку вооружений и атомную бомбу панацеей от всех бед и хотят продолжать эту гонку. Дальше, дальше, дальше! Разве атомное запугивание не принесло Европе вожделенный мир на сорок с лишним лет? Воистину есть чем гордиться. Они даже не подозревают, что обе сверхдержавы давно сделали выбор в пользу Soft War. Я их, конечно, из заблуждения выводить не собираюсь. То, что знаем мы с тобой, знают считанные люди.

— Так уже и считанные?

— Мне, конечно, известно о твоих поездках в Москву и Вашингтон.

— Да, тут ты мне помешать не смог.

— По правде говоря, ваш самолет стоило бы сбить, — цинично сказал его друг. — Увы! Слишком поздно. Твой Беллман составил пространный документ обо всем, что ему известно о Soft War. На тот случай, если с ним или с тобой попытаются свести счеты…

— Я умышленно не упоминаю ни имени, ни фамилии моего друга, равно как не говорю и о его внешности, — сказал Алвин Вестен Сондерсену. — Я вынужден так поступить, потому что и мой друг, и его подчиненные были бы просто уничтожены, если бы кое-кому стало известно, в какие тайны он собирается меня посвятить. В печати и на телевидении людей, которые выдают столь взрывоопасную информацию, обычно показывают с черными полосками на глазах — чтобы их невозможно было узнать. Никаких деталей о моем друге, никаких деталей о времени и месте нашей беседы. Речь идет не о трюке — речь идет о жизни и смерти. Я, значит, сказал моему другу:

«Пока не будет найдено подходящее для Soft War оружие для защиты Германии и всего свободного мира, американцы имеют право монтировать в наших лесах и других укромных местах столько ракет, сколько пожелают. И кроме того, они получили право доступа ко всем научным разработкам, имеющим хотя бы отдаленное отношение к Soft War». Так или не так?

— Все именно так, — сказал друг Алвина Вестена.

— Полагаю, что в странах Восточного блока дело обстоит не иначе. Там Советы тоже получили доступ ко всему для них необходимому, — сказал Вестен.

— Ты прав.

— Прибавь, что американцы и Советы — союзники в войне против нацистской Германии — поступают с обеими частями нашей страны как им заблагорассудится, — сказал Вестен. — Мы начали и проиграли величайшую войну всех времен. Американцы рассматривают ФРГ как «свою» страну, как страну оккупированную, в которой можно себе позволить все что угодно. Точно так же Советы относятся к ГДР. Обе сверхдержавы не испытывают никакого почтения к обеим странам. Да и с какой стати им эти страны почитать? Мирный договор не подписан, и в ближайшее обозримое время подписан не будет. Обе страны как бы заняты державами-победительницами. Грубо говоря, обе страны были и остаются оккупированными! НАТО, Варшавский Договор, братство по оружию, страны-покровительницы — все это красивые слова, пока мы и ГДР позволяем с собой поступать так, как того желают «старшие братья». Плевать на международное право! Плевать на права человека! После всего того, что мы натворили, Советы и американцы будут лишь ухмыляться, если нам вздумается изображать себя абсолютно суверенными и равноправными. И будь на то воля американцев и русских, такое положение могло бы просуществовать целую вечность.