Лен Дейтон - Мозг ценою в миллиард

Она выдохлась и замолчала. Но не надолго.

— Я думала, что никогда тебя больше не увижу, — робко сказала она. — Ты ведь меня не презираешь, правда?

— А почему я должен презирать тебя?

— Ну, я опять рыдаю у тебя на плече. Мужчинам это не нравится. Особенно, когда им еще приходится слушать о других мужчинах. Это естественно. Я сама не хотела бы, чтобы ты рассказывал мне о своих любовных делах.

— Неужели? — отозвался я. — А я как раз собирался рассказать тебе о своих любовных делах.

— Правда? — спросила она с беспокойством в голосе, которое мне польстило.

— Я просто дразню тебя, — ответил я.

— Хорошо, — сказала она. — Я не хочу, чтобы в твоей жизни были какие-нибудь женщины, кроме меня.

— Ты вся промокла. Давай поймаем такси, — вздохнул я.

— Нет, нет, нет, — сказала она. — Я живу на Восьмой улице и я люблю гулять под дождем.

— Я тоже.

— Ты говоришь это, чтобы сделать мне приятное.

— Совсем нет. Просто мой отец был колдуном в Саудовской Аравии. Он умел насылать дождь в засуху.

Сигне взволнованно ухватила меня за руку.

— У него разорвалось сердце, — продолжил я, — когда в его деревню провели водопровод…

— Какой ужас, — посмотрела мне в глаза Сигне. — Какой ужас. Расскажи об этом.

Я рассказал.

Квартира Сигне находилась в небольшом доме, первый этаж которого был отдан под магазины. На лестнице было мрачно, одно окно разбито. Сигне жила на втором этаже. В коридоре ее квартиры, оклеенном желтыми обоями, висели чьи-то рога, на которые Сигне повесила свое желтое непромокаемое пальто.

— Вешай пальто, — пригласила она и меня. — Это прекрасные пластмассовые лосиные рога.

— Я и не знал, что ты победила великого пластмассового лося.

— Они уже были, когда я здесь поселилась. Они ужасны, правда?

Сигне встряхнула мокрыми волосами, обдав меня дождевыми каплями.

— Полегче, — предупредил я. — Как-то мне пришлось расстаться с собакой, которая любила отряхиваться возле меня.

— Извини, — сказала Сигне, — я забыла, что вы, англичане, ненавидите воду.

Она скрылась в ванной и появилась с огромным полотенцем на голове, энергично вытирая макушку.

— Сюда, — сказало полотенце.

Она провела меня в большую однокомнатную квартиру. Стены были затянуты в белые с золотом обои. На них висели небольшие кусочки дерева, которые, как я позднее узнал, оказались скульптурами одного из приятелей Сигне. Тщательно натертые половицы проглядывали между белых ковров. Гофрированные занавески, белые ставни. На полу валялись три дешевых детектива в мягких обложках и экземпляр «Голоса деревни», посыпанный пудрой. Сигне добавила к обстановке несколько предметов, любимых обитателями больших городов. Пара ярмарочных надписей из антикварных магазинчиков на Третьей авеню, коврик из шкуры белого медведя и два огромных плетеных кресла, похожих на африканских знахарей в полном снаряжении. Кресла слегка скрипели, когда на них садились. Сигне заскакала по комнате, как кенгуру, и плашмя шлепнулась на софу. Подпрыгивая, она прижимала к груди несколько ярких подушек.

— Моя квартира! — восклицала она. — Моя, моя, моя!

— Конечно, твоя, — подтвердил я.

— Садись. Я приготовлю тебе кофе.

— Кстати, из-за тебя я оставил на столике отличный бутерброд с ветчиной, — предъявил я счет Сигне.

— Тьфу на твой бутерброд с ветчиной. Я приготовлю что-нибудь ужасно вкусное.

— Что? — подозрительно спросил я.

— Сейчас посмотрю, что есть в холодильнике… Садись же и перестань выглядеть таким англичанином.

— А как выглядят англичане? — Я уже не напоминал, что я ирландец.

— Смущенными. — Она хихикнула. — Слишком много локтей и слишком много коленок.

Я осторожно опустился в плетеное кресло, предварительно сбросив с него летние женские брюки, бюстгальтер, халат, страницу письма по-фински, баночку крема «Пондз», флакон дезодоранта и чашку, наполовину заполненную остывшим кофе.

— Ага, вот и он, — сказала Сигне, забежав в комнату, и забрала чашку с холодным кофе. — Тебе с сахаром и сливками?

— Со сливками, без сахара.

Вытянув ноги, я сушил брюки перед камином, когда вернулась Сигне. Она принесла поджаренный бутерброд с окороком и кофе.

— С Харви все кончено, — сказала она. — А из тебя идет пар.

— Из меня всегда идет пар, когда я наедине с девушкой. Что случилось?

— Я больше не могла терпеть его. Все эти его настроения. Сейчас он улыбается, а в следующую минуту смотрит волком.

— Все правильно. Со мной он ведет себя точно так же. Это у него замечательно получается.

— Он даже с Мидуинтером так себя ведет. Они тоже сыты им по горло.

— Кто?

— Организация. Даже наша организация сыта по горло его настроениями.

— Но от этого он не становится менее полезным, — сказал я.

— Становится, потому что все ненавидят его, ведь так?

— Да, думаю, что так, — улыбнулся я.

— Он сказал мне, что убьет тебя. Я так за тебя перепугалась.

— Приятно узнать, что за тебя кто-то переживает. Но зачем Харви убивать меня?

— Разве ты не знаешь?

— Нет, не знаю.

— Совсем не обязательно на меня кричать, — обиделась Сигне.

Я не заметил, как повысил голос.

— Нет, не знаю, — тихо повторил я.

— Мог бы сказать так же и в первый раз, — смягчилась Сигне. — Потому что ты следишь за ним.

— Ты же сама в это не веришь.

— Нет, я верю в это. Ты переиграл. Ты все время притворялся, что не знаешь, кто такой Генерал Мидуинтер и что это за организация. Таким несведущим, каким ты притворялся, сегодня быть нельзя.

Сигне ждала, что я отвечу.

— Это может означать, что я либо злодей, либо дурак.

Сигне согласилась.

— Харви думает, — спросил я, — что Мидуинтер нанял меня шпионить за ним?

Сигне подставила мне губы.

— Поцелуй, поцелуй меня, — сказала она. Я подошел к ней и чмокнул в губы.

— И это ты называешь поцелуем? — надулась она.

— Пока хватит, — ответил я грубовато.

— Генерал Мидуинтер считает, что ты должен поселиться здесь со мной.

— Опять врешь, Сигне?

— Нет, правда. Он не любит пользоваться гостиничными коммутаторами для передачи приказов. Организация оплачивает обе мои квартиры — и в Нью-Йорке, и в Хельсинки, — так что я не могу спорить, когда мне присылают гостей. Я уже все для тебя приготовила. Пойдем посмотрим.

Я вошел в спальню. Там стояла двуспальная кровать с простынями в цветочек. На подушке лежали пижама и пеньюар.

— Наш будуар, — гордо сказала Сигне. Она открыла гардероб и сдвинула вешалки, освобождая место для моих предполагаемых костюмов. Я дернул дверцу стенного шкафа, и на меня посыпались туфли. Около пятидесяти пар туфель Сигне. Она захлопала в ладоши и засмеялась.

— Я люблю туфли, — сказала она. — Я люблю туфли.