Джон Ле Карре - Идеальный шпион

Он вставил ключ в замок, но дверь оказалась не запертой. Он не слишком удивился, ибо это был еще тот предвечерний час, когда прислуга разбирает постели, а тайная полиция в последний раз проводит осмотр. Пим ступил в комнату и обнаружил в полосе солнечного света, косо падавшего из окна, фигуру Акселя, который сидел, как сидят старики в ожидании, откинув голову на спинку стула и чуть сдвинув ее вбок, чтобы видеть сквозь свет и тени, кто входит в номер.

Аксель был бледен, словно только что вышел из тюрьмы. По сохранившимся у Пима воспоминаниям, Акселю уже некуда было худеть. Но, видимо, тюремщики очень постарались. Они соскребли плоть с его лица, его запястий, пальцев и лодыжек. Они высосали последнюю кровь из его щек. Они поживились и за счет одного из его зубов — правда, Пим не сразу это обнаружил, ибо губы Акселя были плотно сжаты и к ним в знак предупреждения был приставлен похожий на прутик палец, тогда как другой был нацелен на стену номера Пима, давая понять, что там есть микрофоны. Правое веко у него было разбито и свисало над глазом наподобие шляпы, надетой набекрень, что лишь усиливало его сходство с пиратом. Невзирая на все это, на плечи его было наброшено, наподобие мушкетерского плаща, пальто; на ногах была великолепная пара где-то раздобытых ботинок, словно вытесанных из дерева, с подошвами, напоминавшими подножку старинного автомобиля.

— Магнус Ричард Пим? — вопросил он с театральной грубоватостью.

— Да? — сказал Пим после нескольких тщетных попыток заговорить.

— Вы обвиняетесь в шпионаже, провоцировании людей, в подстрекательстве к измене и убийству. А также в саботаже в интересах империалистической державы.

Сидя все так же сгорбившись, Аксель с силой ударил рука об руку, произведя громкий хлопок, эхом отозвавшийся в большой спальне и, несомненно, запечатленный микрофонами. После этого он испустил хриплый вздох, как человек, которому нанесли сильный удар под ложечку. Сунув руку в карман пиджака, он выудил оттуда небольшой автоматический пистолет и, снова приложив палец к губам, помахал им в воздухе, чтобы Пим мог как следует его рассмотреть.

— Лицом к стене! — рявкнул он, с трудом поднимаясь на ноги. — Руки на голову, ты, фашистская свинья! Марш!

Мягко положив руку на плечо Пима, он направил его к двери. Пим вышел первым в темный коридор. Двое крепышей в шляпах не обратили на него внимания.

— Обыщите его номер! — велел им Аксель. — Найдите все, что можно, но ничего не забирайте с собой! Обратите внимание на пишущую машинку, его ботинки и подкладку чемодана. Не уходите из его номера, пока не получите приказа от меня лично. Спускайся по лестнице медленно, — сказал он Пиму, подталкивая его в спину пистолетом.

— Это произвол, — промямлил Пим. — Я требую немедленной встречи с британским консулом.

За стойкой портье сидела женщина и вязала, точно старуха у гильотины. Аксель провел Пима мимо нее к ожидавшей у входа машине. Желтая кошка уселась под ней. Дернув на себя дверцу со стороны пассажира, Аксель кивком велел Пиму сесть туда и, прогнав кошку в сточную канаву, залез следом за Пимом в машину и включил мотор.

— Если ты будешь безоговорочно с нами сотрудничать, ничего с тобой не сделают, — объявил Аксель официальным тоном, указывая на грубо проверченные дырки в приборной доске. — Если же попытаешься бежать, тебя пристрелят.

— Это нелепая и скандальная история, — пробормотал Пим. — Мое правительство будет настаивать на наказании виновных.

Но в голосе его опять-таки не было той уверенности, какая звучала в нем в уютной хижине-бараке в Аргилле, где он и его коллеги практиковались в сопротивлении при допросе.

— За тобой следили с того момента, как ты сюда прибыл, — громко произнес Аксель. — За всеми твоими передвижениями и контактами наблюдали защитники народа. У тебя нет альтернативы: ты должен немедленно сознаться во всех своих преступлениях.

— Свободный мир расценит эту бессмысленную акцию как последнее доказательство жестокости существующего в Чехословакии режима, — заявил Пим с возрастающим нажимом.

Аксель одобрительно кивнул.

Улицы были пусты, старые дома — тоже. Они въехали в некогда богатый пригород, застроенный патрицианскими виллами. Зеленые изгороди скрывали окна нижних этажей. Чугунные ворота, в которые мог бы въехать дилижанс, заросли плющом и были обвиты колючей проволокой.

— Выходи, — приказал Аксель.

Вечер был прекрасен. Полная луна заливала все белым, неземным светом. Глядя, как Аксель запирает машину, Пим чувствовал запах сена, слышал стрекотанье насекомых. Аксель повел его по узкой дорожке между двух садов, пока справа в тисовой изгороди не появилось просвета. Схватив Пима за руку, Аксель провел его сквозь изгородь. Позади них в небо вздымался замок с несколькими башенками. Впереди, почти невидимая из-за разросшихся роз, стояла оранжерея. Аксель принялся открывать дверь, но она не поддавалась.

— Выбейте мне ее, сэр Магнус, — сказал он. — Это же Чехословакия.

Пим саданул ногой по панели. Дверь поддалась, они вошли внутрь. На покрытом ржавыми пятнами столе стояла знакомая водка и поднос с хлебом и корнишонами.

— Вы очень опасный друг, сэр Магнус, — посетовал Аксель, вытянув тонкие ноги и разглядывая свои отличные сапоги. — Ну почему, ради всего святого, ты не мог взять себе другое имя? Иногда я думаю, что ты появился на свет специально, чтобы быть моим черным ангелом.

— Мне было сказано, что лучше быть самим собой, — довольно глупо ответил Пим, пока Аксель откручивал колпачок с бутылки водки. — Они это называют естественным прикрытием.

После этого Аксель долгое время молчал. Казалось, он не в состоянии был вспомнить то, что хотел сказать. Пим не решился прервать раздумья своего тюремщика. Они сидели плечом к плечу, вытянув параллельно ноги, точно отошедшая на покой пара на берегу моря. Внизу, под ними, к лесу убегали квадраты кукурузных полей. В нижней части сада возвышалась гора разбитых машин — такого количества Пим никогда не видел на чехословацких дорогах. В лунном свете живописно кружили летучие мыши.

— Ты знаешь, это ведь был дом моей тетушки, — наконец произнес Аксель.

— Нет, я, собственно, этого не знал, — сказал Пим.

— Ну так вот — был. Моя тетушка была женщина с головой. Она однажды рассказала мне, как сообщила своему отцу о том, что собирается замуж за моего дядюшку. «Но почему ты хочешь выйти за него? — спросил ее отец. — У него же нет денег. И он такой маленький, и ты такая маленькая. У вас и дети будут маленькие. Он вроде тех энциклопедий, которые ты заставляешь меня покупать тебе каждый год. Выглядят они красиво, а раскроешь да заглянешь внутрь, в другой раз смотреть уже не захочется» Он оказался не прав. Дети у них были рослые, и тетушка была счастлива. — И почти без паузы продолжал: — Они хотят, чтобы я шантажировал тебя, сэр Магнус. Это единственная добрая весть, которую я могу тебе сообщить.