Роберт Тронсон - Будни контрразведчика (в ред. 1991 г.)

Рональд нащупал ногами выступ в стене и устроился понадежнее.

– Помогите, пожалуйста! – робко попросил он, но на него не обратили внимания: из-за кустов на крыше появился бригадир.

– Молодец, Джеки. А я записал все, что здесь говорилось, на магнитофон.

– Явился на расправу, – злобно отметил Лавлейс.

Бригадир снял с плеча сумку для гольфа и высыпал на крышу ее содержимое. Среди палок и мячей он нашел автомат. Радкинс поднял его, взвел курок и стал напротив Лавлейса.

– Беги, Джеки, приведи того босса из Особого управления, и мы арестуем мерзавца.

– Он какой-то странный, этот инспектор. По-моему, он у них недавно. Но ничего не поделаешь. Ведь Особое управление теперь вообще без начальства.

Бригадир и Лавлейс, оставшись одни, молча глядели друг на друга.

– Помогите! – тихонько молил Рональд. Но тщетно.

Бригадир спокойно приказал Лавлейсу:

– Бросайтесь с крыши.

– Чего ради?

– Ваша исповедь записана на пленку. Вам теперь меня не впутать в эту историю. Вас погубило тщеславие. Я знал, что так будет.

Рональд не верил своим глазам. Бригадир Радкинс, чудаковатый старик, оказался хладнокровным и беспощадным убийцей… Дождь лил и лил, держаться за мокрый карниз становилось все труднее.

– Помогите! – крикнул Рональд громче, но опять никто не обратил на него внимания.

– Вы опоздали, – говорил Лавлейс. – Деньги в швейцарском банке, а номер счета известен одному мне. И я не собираюсь кончать с собой. Я получу двадцать пять лет…

– Сорок пять, по меньшей мере, прервал бригадир. – Вы занимаете высокий государственный пост.

– Лорд-канцлер – мой дядя, моя кузина замужем за генеральным прокурором, половина палаты лордов – моя родня. Я получу двадцать пять лет, не больше. А потом мне сократят срок. И я выйду, когда мне не будет пятидесяти. И еще могу рассчитывать на приличную пенсию.

Бригадир издал собачий рык и побагровел до синевы.

– Номер счета, – прошипел он сквозь зубы, – или я тебе пристрелю.

Лавлейс улыбался по-кошачьи.

Не глупите – я не скажу, вы это прекрасно знаете.

– Половина денег принадлежит мне.

Но тут возвратилась Жаклин с инспектором.

– Помогите! – закричал Рональд во весь голос: хоть Жаклин его услышит. Но она уже исчезла в роскошной гостиной.

Инспектор вытаскивал из кармана наручники. Выглядел он действительно странно – плащ до пят, голова редькой, близко посаженные глаза.

– Вы – Антони де Вир Бакстер Лавлейс? – торжественно спросил инспектор.

– Вы меня прекрасно знаете, Уорт. А вас, бригадир, остается только пожалеть. Этот еще похуже Бойкотта.

С формальностями ареста было покончено.

– Помогите! – отчаянно завопил Рональд.

– Что вы стоите как чурбан? – накинулся бригадир на инспектора. – Помогите Бейтсу, а уж я сам присмотрю за этим типом. – И бригадир повел Лавлейса в гостиную, подталкивая в спину дулом автомата. Лицо старого контрразведчика перекосила кровожадная гримаса.

Дождь лил не переставая. Рональд еле шел от боли – сказывались афинские приключения, вдобавок ныли натруженные мускулы рук, саднило ладони, разодранные о каменный парапет. Рональда душила лютая злоба.

Замок квартиры в Сохо был покрыт царапинами. Кто-то здесь побывал в его отсутствие. Но Рональд не обратил на это никакого внимания. Ему казалось, что теперь ничто на свете не растрогает его, не поразит, не заставит испытать волнения. В квартире звонил телефон. Рональд не подошел. Телефон зазвонил снова. Потом опять. Наконец Рональд сердито крикнул в трубку: «Убирайтесь к черту!»

– Простите, как вы сказали?

Рональд узнал голос Дженнифер, секретарши бригадира, и стал ей врать что-то несуразное.

– А я уж подумала, что вы сошли с ума, – заметила Дженнифер. – Бригадир просит вас непременно быть сегодня вечером на одном заседании. В девять часов.

– К черту. Ни на какое заседание я не пойду, – отрезал Рональд, дивясь себе.

– И все-таки вам следует на нем присутствовать, – настаивала Дженнифер. – Ведь оно состоится на Даунинг-стрит [44].

Рональд окончательно утратил те качества, которыми раньше обладал в избытке, – патриотизм, преданность, верность. И только честолюбие, пустое честолюбие заставило его в конце концов принять приглашение на дом к главе государства.

– Ладно, – согласился он угрюмо. – Приду.

– Невероятно! – в восхищении воскликнул премьер-министр. – Поверьте, Бейтс, вы заслужили благодарность нации.

Рональд зажег сигарету.

– Но как вы снесли такие мучения и пытки?

Рональд не стал им рассказывать о том, что он читал про себя «Грантчестер». Он вообще за все заседание не произнес ни слова. Все присутствующие – министры, «безликие», множество неизвестных Рональду высокопоставленных лиц – восхищались его храбростью, умом, несокрушимым чувством долга. Но Рональд мрачно молчал.

– К счастью, все закончилось благополучно, – продолжал премьер-министр. – Удачно и то, что не будет процесса над Лавлейсом – это бы плохо отразилось на национальном престиже.

– И все-таки бригадир Радкинс поступил неэтично, застрелив Лавлейса, – заявил лидер оппозиции: он вспомнил, что еще ни разу в этом вечер не выступал с критикой.

– Мерзавец пытался бежать, – соврал бригадир, даже не покраснев.

– Не будем ссориться, – вмешался министр обороны. – Мы должны на коленях благодарить Бейтса – ведь он разоблачил змею, которую мы согрели у себя на груди.

– Внимание, внимание! [45]– с энтузиазмом завопили адмиралы, генералы, министры, главы департаментов.

Министр иностранных дел поднялся со своего места и повел хоровод, затянув: «Ведь он чудесный парень…»

Исполнилась заветная мечта Рональда – его провозгласили национальным героем, но Рональд при этом не испытал ничего, кроме глубокого отвращения. Покраснев от ярости, он вскочил.

– Заткнись! – шепеляво крикнул он (на месте передних зубов у него зияла дыра).

«И это знают все… И это знают все…» [46]

Пение смолкло, и правители Британии недоуменно уставились на молодого человека.

Гнев рвался у Рональда из самой глубины души. Он отчаянно искал нужные слова, такие, что смогут предельно ясно выразить его бесконечное презрение к этим людям. Но нужные слова потонули в волне негодования, охватившего все его существо.

И он выбежал вон из высокого, обитого шелком зала и с силой захлопнул за собой дубовую дверь.

В зале наступила неловкая тишина.

Потом министр внутренних дел заметил:

– Проклятие. Бейтс пришелся бы сейчас весьма кстати, его пример помог бы нам поднять моральное состояние службы внутренней безопасности. Последнее время там в этом отношении неблагополучно.