Роберт Тронсон - Будни контрразведчика (в ред. 1991 г.)

– Тогда, – предложил «Q», – надо найти кого-нибудь еще. Введем в рассказ нового героя.

– А представьте себе на минуту, что эта дубина Солт вернулся бы в Лондон раньше Бейтса? И помчался докладывать Лавлейсу, то, что выведал у Бейтса в Афинах? Правда, Бейтс в разговоре с Солтом умышленно исказил истину, обвинив во всем меня. Но все равно Лавлейс был бы предупрежден – и чем бы это могло кончиться?

Присутствующие взволнованно загудели:

– Мы бы, наверное, так никогда и не узнали…

– Лавлейсу все сошло бы с рук.

– Он остался бы среди нас…

– Предатель во главе службы безопасности…

– Нам чертовски повезло…

– Кстати, а кто именно помешал Солту вернуться в Лондон?

– Понятия не имею…

– А это не Джонс или как его там? Который…

– Конечно же! Хаббард-Джонс. Он давно подозревал Солта.

– Правильно, он тогда устроил налет.

– Хаббард-Джонс! Хаббард-Джонс!

Скоро все вокруг твердили эту фамилию, словно спасительное волшебное слово.

Заседание подошло к концу.

– Жаль, что это паренек нас подвел, – посетовал министр обороны. – Он мог бы нам сослужить неплохую службу.

Присутствующие единодушно согласились.

– Никуда не денется, – сказал бригадир. – Я эту породу знаю. Вернется как миленький. Что в старину говорили иезуиты? Дайте мне агента, когда ему двадцать, – и он мой навсегда.

И вот Рональд ковыляет вверх по лестнице. Он на Кенгуру-Вэлли, у себя дома – здесь, в убогой комнатенке, его единственное прибежище. Заседание на Даунинг-стрит, однако, не идет у него из головы. Зачем бригадиру понадобилось делать из Рональда героя? Приписывать ему все заслуги – будто он один разгадал тайну «Девяти муз», будто он бесстрашно, рискуя жизнью, вынудил Лавлейса сознаться в своих преступлениях? Зачем? Зачем? Старый негодяй, безусловно, замешан в этом деле. Быть может, соображал Рональд, Радкинс действовал из патриотических побуждений (хотя его патриотизм и оборачивался всем во вред), надеясь пустить свою долю доходов на расширение организации контрразведчиков-любителей? А Лавлейс искал только личной выгоды… Мысли у Рональда путались от боли и усталости. И вообще, какое ему до всего этого дело?

Он закрыл за собой дверь, опустился в единственное свое неудобное кресло и горестно вздохнул. Послышался шорох, Рональд поднял взгляд и увидел белокурую голову и синие глаза, любовно смотревшие на него.

– Привет, Скромница, то есть Киска, – сказал он. Его теперь уже ничто не удивляло.

– Зовите меня Джина, – попросила девушка. – О мистер Бейтс, Рональд… Ронни! Я люблю вас! – И она разразилась слезами, а вслед за нею и Рональд.

– Что с тобой сделали! – плакала Джина, глядя в его изуродованное лицо.

– Да, мне пришлось тяжко, – признался Рональд.

Крепко обняв его, она попросила:

– Давай уедем. Развяжись с этими подлецами. Обещай мне.

– Обещаю, – поклялся Рональд. – Не беспокойся. Я к ним ни за что не вернусь! Никогда.

– Послушай, любимый, умерла моя тетя и оставила мне маленькую зеленую лавку на окраине. Над лавкой квартира. Давай поселимся там и забудем их – всю эту подлую банду.

– Давай! – радостно подхватил Рональд. – И забудем. Больше мне ничего не надо. Забыть о них навсегда.

В лондонском аэропорту приземлился сверхзвуковой трансантлантический авиалайнер. На площадке для встречающихся стояли два тайных агента. Один из них наблюдал в модный бинокль за приземлившимся самолетом. К самолету подкатили трап, открылась дверца, появилась старшая стюардесса. Она достала белый кружевной платок и вытерла им левую руку.

– Это значит, – пояснил агент с биноклем, – что тот тип, за которым наши охотятся, выйдет вместе с пассажирами.

– Понятно, – отвечал его коллега, младший по должности, хоть и старший по возрасту. В нем с трудом можно было узнать Рональда Бейтса.

Рональд украдкой поднес ко рту ручные часы (крошечный радиоаппарат) и передал сообщение. За несколько лет он сильно изменился. Он потолстел, облысел. Это был пожилой человек, и трогательно ребяческого в нем ничего не осталось. Искусственные зубы (подарок благодарной нации за выдающиеся заслуги) были плохо вставлены и громко лязгали, когда он говорил.

Через полчаса агентам объявили по радио, что операция закончена. Наши благополучно прикончили того типа, за которым охотились.

– Прекрасно! Теперь можно и по домам, – сказал Рональду начальник. – До скорой встречи!

На вокзале Виктория Рональд купил газету и сел в пригородный поезд. По дороге он вызубрил подробности футбольного матча на кубок страны, который состоялся в этот день в Хайбери.

Со станции пришлось ехать на автобусе, а потом долго идти пешком. Но вот Рональд дома, в ненавистной лавчонке, насквозь пропахшей гнилой картошкой.

– Это ты, Рон?

– Да, дорогая.

– Раковина опять засорилась.

– Сейчас прочищу.

Он снимает макинтош и неохотно бредет на кухню, где его ожидают супруга и дети.

Джина уже не та, что в первые дни их семейной идиллии. Лицо у нее всегда недовольное, она растолстела и оплыла. Рональд тихонько отстраняет двух детей, хватающих его за брюки, и нагибается к третьему, который на высоком креслице сидит за столом. Он хочет поцеловать младенца, но тот шлепает ему по лицу куском хлеба с вареньем. Рональд вздыхает. Сверху в потолок стучат палкой, и доносится плаксивый голос старика отчима: «Джина! Кто там пришел? Я знаю, это полиция. Они меня заберут, не пускай их…»

Джина оборачивается к Рональду:

– Я не могу больше его выносить. Ему место в сумасшедшем доме. – Она в сердцах швыряет на стол рядом с тарелкой Рональда несколько мокрых пеленок. – Мне не под силу везти этот воз, все у меня на шее – этот старый дурак, ребятишки, лавка. А ты только и знаешь бегать весь день по стадионам…

Позднее, когда, уложив своих отпрысков спать, Рональд и Джина коротают вечер у телевизора, она говорит неожиданно:

– А знаешь, все-таки это странно.

– Что странно? – спрашивает Рональд.

– Не думала, что ты можешь так увлечься футболом.

– Сегодня была очень интересная игра, – и Рональд принимается бойко излагать газетный отчет о футбольном матче.

Он оглядывает неприбранную комнату, бросает украдкой взгляд на Джину, толстую, раздражительную, и вспоминает шумный лондонский аэропорт, радостное волнение, с которым он настраивает часы-аппарат…

«Я ничего не могу с собой поделать, – думает он. – Я одержимый, одержимый…»

Его охватил панический страх: а что, если жена узнает?

«Господи, только бы она не догадалась! Только бы не узнала… Только не это…»

Министр внутренних дел

Премьер-министру

Как вы справедливо заметили, возникла настоятельная необходимость назначить «новую метлу» на пост главы Управления внутренней безопасности.