Леонид Земляков - Янтарное ожерелье

— Вы проверили?

— Конечно, Градская оказала нам полное содействие.

— И что же?

— Мы убедились, что она была права. Лохова, действительно, слушает по ночам неизвестную радиостанцию.

— Странно все это, — заметил Карпов.

— Почему?

— Не сердитесь, Иван Степанович, за откровенность. Но скажите, разве будет мало-мальски опытный шпион поступать так неосмотрительно? Ну к чему Лоховой включать динамик, рискуя быть подслушанной? Ведь она могла бы пользоваться наушниками.

— Ах, вы вот о чем, — усмехнулся Сомов. — На мой взгляд, дело объясняется просто: одно из двух, либо занятие Лоховой носит невинный характер, либо она — вражеский агент. В первом случае ей нечего бояться. Во втором — она имела все основания считать себя в безопасности. Кроме нее и Градской в квартире нет никого. Разве могла предположить Лохова, что простая, полуграмотная старуха заинтересуется услышанным. Конечно, нет.

— В этом ахиллесова пята вражеской агентуры, — вставил Карпов.

— Вот именно. Любой шпион, диверсант считает своим противником службу контрразведки. Возможно, за рубежом это и так. Но только не у нас. В Советском Союзе никто, будь то ребенок или взрослый человек, не пропустит врага. Рано или поздно шпион, как принято говорить, сорвется.

— Верно, — наклонил голову Карпов.

— А теперь еще о Лоховой, — продолжал майор. — Эту женщину нельзя упускать из виду ни на секунду,

— Не лучше ли задержать ее?

Сомов отрицательно покачал головой:

— Еще не время...

— Но ведь она может скрыться?

— Это исключается, — твердо проговорил майор.

Теперь каждый день Сенька Свист околачивался у цирка.

Пискун, взбешенный отъездом артистки, приказал ему не являться на глаза без ожерелья.

Сенька не на шутку побаивался Пискуна. Он знал, что этот мрачный человек способен погубить его, а в случае необходимости выручить из беды.

Слово Пискуна было законом для Сеньки, и он решил обязательно выполнить его поручение.

Данилова вернулась неожиданно. На пятый день, утром, Свист увидел входящую в вестибюль цирка смуглую женщину. На ее шее было янтарное ожерелье.

— Живем! — обрадовался Свист и отпраздновал удачу стаканом вина.

К выполнению своей миссии он приступил обдуманно. Купил заблаговременно билет в цирк, и к началу представления сидел на галерке.

Ослепительно ярко вспыхнули прожекторы. На арене появилась группа джигитов на вороных конях.

С нескрываемым удовольствием Сенька следил за представлением. В антракте он полакомился мороженым и выпил бутылку пива.

Второе отделение публика ждала с нетерпением. Предстояло выступление воздушных акробатов, сестер Даниловых.

Толкаясь в течение дня около цирка, Сенька по серебряному кольцу узнал одну из сестер.

Сестры Даниловы занимали уборную в нижнем ярусе здания.

Когда грянул выходной марш, Свист встал со своего места и в полутьме нащупал перила лестницы.

В служебных помещениях сейчас было пусто. В конце длинного коридора дремал сторож.

Тускло светили редкие электрические лампочки. Пахло опилками и конюшней.

Никем не замеченный, Сенька подошел к двери с табличкой «Даниловы» и вставил в замочную скважину отмычку.

Слабо щелкнул замок. Проникнув в уборную артисток, он включил электрический фонарь.

Луч света скользнул по стенам и остановился на туалетном столе. В ярком пятне Сенька сразу увидел ожерелье.

Быстрым движением он схватил его и прислушался. Глухо доносилась музыка. Словно рокот моря прокатывались аплодисменты зрителей.

Выключив фонарь, похититель выскочил в коридор. Затем проскользнул в вестибюль.

Представление заканчивалось. Контролеров у входа не было. И, пользуясь этим, Свист беспрепятственно вышел на улицу.

Ранним утром Свист незаметно пробрался в каморку сапожника.

— Вот! — вытаскивая из-за пазухи ожерелье, воскликнул он.

— Тише, ты... — оборвал его Пискун, отбирая ожерелье.

— А гроши? — осторожно спросил Свист,

Пискун сунул ему десятирублевку:

— А теперь — сматывайся!

Сенька едва не застонал от обиды. Так рисковать — и напрасно...

Пискун в упор взглянул на него:

— Ну?

Свист сообразил, что дальнейшее пребывание здесь бесполезно, и, хлопнув в сердцах дверью, исчез.

А поздно вечером явилась Лохова.

Пискун молча вручил ей ожерелье.

Лохова приказала:

— Заприте дверь. Дайте бумагу и краску.

Пискун повиновался.

Лохова отодвинула в сторону инструмент сапожника и положила на столик лист чистой бумаги.

Пискун наблюдал за ней.

Лохова разрезала ножом нить. Бусинки рассыпались.

Она взяла одну из них, смазала краской и осторожно прокатила по бумаге.

На белом листе появилась черная полоса, испещренная линиями.

Вторая бусинка тоже оставила след. За ней — третья, четвертая...

Закончив, Лохова протянула бумагу сапожнику. И, тогда Пискун догадался, что перед ним какой-то план.

— Что это? — недоумевая спросил он.

— План катакомб Южного. А здесь, — показала она на скрещение белых линий, — склад авиабомб, оставленный немцами при отступлении. Русские не подозревают о его существовании.

— Для чего вы мне говорите это?

Лохова произнесла отчетливо:

— Хозяин приказал взорвать склад. И сделаете это вы.

Пискун попятился назад... Растерянно пробормотал:

— Погибнет целый район города...

Лохова усмехнулась:

— У вас будет время убежать. Удлините шнур.

— Зачем мне рисковать?..

Лохова резко поднялась. Лицо ее исказил гнев:

— Вы что же, думаете, вас будут упрашивать?

— Нет, нет, — замотал головой Пискун, — вы не поняли меня...,

— Тем лучше для вас, — сухо произнесла Лохова. — Больше медлить нельзя. Мы и так чуть не сорвали операцию. Приступите к делу завтра.

Она склонилась над планом:

— Вот тут — вход в катакомбы. Он — на берегу моря, под обрывом, на котором стоит бульвар. Сейчас вход заложен, но вы легко найдете его. Камни разобрать нетрудно. Пробираться к складу будете так... Видите эту линию?

Пискун кивнул.

— Тут заложите заряд, протяните шнур. Ясно?

— Да...

— После взрыва в порту возникнет суматоха. У проходной вас будет ждать штурман — норвежец. Он поможет вам пробраться на корабль. Все.

Лохова собрала бусинки, завернула их в носовой платок и сунула в карман плаща:

— С вами мы больше не увидимся. Но помните, если струсите — на пощаду не рассчитывайте. А теперь выпустите меня.

Мягкий свет лампы падал на зеленое сукно стола.

Стенные часы пробили три...

Сомов откинулся на спинку кресла и провел рукой по лбу. Затем нажал кнопку звонка.

На пороге появился сержант.

— Введите задержанную! — приказал майор.

В кабинет быстро вошла Лохова.